Партизанский отряд "За Родину". МЕФОДИИ КОХАНОВИЧ.

В бурном 1917 году в поселке Выбранецкое затерявшемся среди белорусских деревень под Минском рабочей семье Кохановичей родился мальчик. Назвали его Мефодием. Крепла, поднималась из развалин наша страна, и вместе с нею рос Мефодий, такой же, как миллионы его сверстников, подвижный, везде успевающий. Учился в школе, играл с мальчишками в красных и белых, вместе с героями Жюля Верна и Майна Рида бороздил далекие океаны и скакал на лихих мустангах.

В 1932 году Мефодий окончил семилетнюю школу. Детство осталось позади. Пора думать о собственном хлебе — семья большая, родителям хватает забот о младших. И Мефодий поехал учиться в профшколу. Через два года он вернулся в поселок и начал работать токарем на машинно-тракторной станции. Теперь это был высокий, стройный семнадцатилетний юноша. Он по-прежнему много читал, а мальчишеские игры сменились тренировками на спортивной площадке. Небольшой станок в мастерской казался универсальной машиной в его крепких руках - Мефодий в совершенстве овладел профессией токаря.

Смелых и сильных страна звала на новые стройки. Мефодий уехал в Киев на Шелкострой. Жил в темпе времени: работал много, с работы спешил на занятия в кружках, на тренировки — занимался тяжелой атлетикой, успешно участвовал в спортивных состязаниях. Жизнь набирала силу и скорость, как хорошо запетая песня, неслась вперед свободно и красиво.

Когда началась война, Мефодий Леонтьевич Коханович был уже в рядах Красной Армии. И вот тут, более чем когда-нибудь раньше, пригодились ему физическая сила и тренированная воля. Сотни километров прошел он с боями, видел смерть, горе, разрушения. 18-я кавалерийская дивизия в составе 11-го кавкорпуса в конце января прорвалась к Вязьме, Старший сержант Коханович возглавлял взвод разведчиков этой дивизии. В мороз и слякоть, в тихие лунные ночи и тогда, когда над землей бушевала беспросветная метель, разведчики уходили на поиск. На счету Кохановича был не один «язык», доставленный в штаб дивизии, много операций в тылу врага. Товарищи любили его, он был смелым, находчивым разведчиком, добрым, откровенным и справедливым человеком.

Весной 1942 года группа Кохановича получила задание командира дивизии провести разведку в глубоком тылу противника, на территории Вяземского района, и взять «языка». В дивизии Кохановича звали Владимиром. Неизвестно, кто первый и при каких обстоятельствах назвал его таким распространенным у нас именем, но Мефодий привык к нему и, знакомясь с новыми товарищами, представлялся коротко:

— Володя.

В ночь на 16 мая Коханович с небольшой группой разведчиков перешел линию фронта. Сразу взять «языка» не удалось. Мефодий решил углубиться в тыл врага и выполнить задание командира в следующую ночь, а на день разведчики укрылись в овине, расположенном недалеко от леса, восточнее деревни Измайлово; День прошел спокойно. Галдели на лесной опушке грачи, где-то совсем рядом звонко пел соловей, вернувшийся в родную дубраву. К вечеру похолодало. Бойцы не торопясь, готовились к намеченной операции, и вдруг громкий шепот дневального:

- Володи, немцы!

Все прильнули к щелям и дырам овина. От Грязнилова маршировала колонна немецких солдат.

— Без команды не стрелять! — предупредил Коханович.

Разведчики внимательно следили за приближавшейся колонной. Не дойдя немного до овина, немцы остановились, развернулись и дали несколько автоматных очередей, пули прошелестели в прошлогодних зарослях бурьяна. Знали ли немцы о том, что здесь укрылись разведчики,— трудно сказать, скорее всего, они подозревали возможность засады и, чтобы не попасть под огонь, взяли инициативу в свои руки. В овине сохранялась тишина. От колонны отделилась группа солдат, очевидно получившая приказ осмотреть строение. Немцы приближались... Теперь уже ничего не оставалось, как принять бой. Коханович решительно сжал губы, вдохнул воздух, как перед прыжком в воду, и негромко, не поворачивая головы, скомандовал:

— Короткой очередью... Пошли!

Очередь его автомата опрокинула гитлеровца, выбежавшего вперед, рядом с ним упали еще два-три вражеских солдата, остальные залегли. Залегли и те, оставшиеся у дороги... Длинные очереди немецких пулеметов и автоматов прошивали соломенные укрытия разведчиков. Отвечали они коротко, но метко, хорошо видя цель. Перестрелка длилась довольно долго. Убит дневальный. Он так и остался у входа в овин. А немецкий пулемет все бьет и бьет. Надо держаться до темноты, еще минут двадцать-тридцать. В темноте можно уйти в лес. Лес недалеко — метров двести, может быть, чуть дальше. Но пулемет не смолкает... Что-то сильно толкнуло Мефодия в грудь, стало жарко и трудно дышать, он уронил автомат и опустился на уплывающую от него землю. И вдруг ощутил знакомый горьковатый запах дыма, собрал силы, приподнялся, держась за столб, и оглянулся вокруг трое бойцов продолжали стрелять, кто-то полулежал у стены, по крыше расползались огненные пятна— гитлеровцы зажгли овин. Клочья горящей на крыше соломы падали на остатки сырой, слежавшейся тресты и мякины. Овин, наполнился дымом, густое, плотное облако его колыхалось у ворот.

— Спасайте командира! Прикроем, — донеслось из угла.

Петя Свинцов и Яша Малащенко подхватили под руки пытавшегося встать Мефодия и повели к лесу. Полоса дыма расстилалась над полем, скрывая разведчиков от глаз врагов. Позади, у овина, продолжалась перестрелка. И вдруг там стало тихо... Петр оглянулся: крыша овина, объятая пламенем, рухнула, столб огня -и тысячи искр взметнулись к небу, сразу ставшему темным.

— Яша, ребята...— прошептал Петр.

Горечь, сухая и жесткая, сдавила горло, заставила замолчать и остановиться. Два разведчика, осторожно положив на землю теряющего сознание командира, тихо и скорбно смотрели туда, где догорали остатки овина, ставшего, может быть, могилой их товарищей.

— Оставьте меня. Продолжайте выполнять задание,— медленно, но четко выговаривая каждое слово, приказал Мефодий.

Первый раз разведчики не выполнили приказ своего командира. Выбрав в лесу место посуше, сделали настил из ельника и положили на него Мефодия, Перевязали рану. Пуля попала в грудь слева, осталась где-то под правой лопаткой. Полотно разорванной на бинты рубашки быстро пропиталось кровью, кровавые пузырьки показались на губах Кохановича. Срочно нужна медицинская помощь, но о ней не приходится даже мечтать. Почти всю ночь просидели два друга около раненого командира и лишь ненадолго уходили по очереди к опушке леса, слушали глухую тишину ночи: не донесется ли из ее глубины знакомый шорох осторожных шагов — они все еще надеялись, что кому-нибудь из разведчиков удалось выползти из овина. Днем никаких надежд на чудо у них не осталось. Товарищей нет. Диски автоматов пусты. Вокруг редкий лес, еще не одевшийся как следует новой листвой.

Мефодий открыл глаза, хотел что-то сказать, но воспаленные губы не слушались. Два бывалых друга, не раз перешагнувшие через собственную смерть, склонились над ним, готовые выполнить любую просьбу или приказание, но веки раненого бессильно закрылись.

- Петя, нам надо спешить, прошептал Яша. Две березовые палки продели в рукава своих телогреек, уложили Мефодия на эти самодельные носилки и молча двинулись в обратный путь, на север. Через полчаса вышли на лесную дорогу, а та вывела их к маленькой деревне Курьяновке на лесной поляне стояло всего пять домов. Петр и Яша остановились — появилась надежда на помощь местных жителей. Яша остался с раненым, а Петр, захватив пистолет командира, пошел в деревню. Вернулся он скоро. Еще несколько минут, и Мефодий оказался в доме одинокой старой женщины Матрены Ивановны Ивановой. Матрена Ивановна ахнула, увидев бледное лицо разведчика, прижала ухо к его широкой груди в том месте, где упрямо боролось со смертью сильное сердце, и, облегченно вздохнув, захлопотала возле раненого...

... .Когда Мефодий очнулся, то у пи дел, что лежит на полатях, устроенных между стеной и узкой печью. Глаза понемногу привыкли к полутьме, и он различил потемневшие от времени, гладкие выступы деревянной стены, связку прошлогоднего чеснока на ней и пучки трав, развешанные в каком-то определенном порядке, услышал, как потрескивают дрова в печи. А еще увидел руки, худые, морщинистые, с сеткой набухших вен под коричневой кожей. Он понял, что это руки старой женщины. Они заботливо опустились на его лоб, а потом потихоньку провели по волосам. И вспомнилось Мефодию далекое детство, мать, оставшаяся во вражеском тылу в Белоруссии. У матери были такие же добрые теплые руки, умевшие ласковым прикосновением рассеять любое мальчишеское горе.

Матрена Ивановна лечила его своими средствами промывала рану настойкой из трав, поила чаем от которого пахло сеном, полевыми цветами. Он не знал, что добрая старушка обошла всех знакомых, выпрашивая для него где стакан меду, где кувшин молока, где кусок драгоценного сала. Не знал он и того, сколько времени провел на этих полатях: первые дни слились в одну жаркую, душную ночь, и мучило его единственное желание -глотнуть хоть раз свежего, прохладного воздуха.

Прошло немало дней. Мефодию стало лучше. И он попробовал встать. Осторожно приподнялся, и, отодвинув ситцевую занавеску, впустил в свои угол немного света. Потом оперся на одну руку, развернулся и начал медленно, боком сползать с полатей. Матрена Ивановна услыхала его возню,

__ Ты что, Володюшка?

- Встал! - радостно объявил ей Мефодий. Он стоял, держась за угол печи, и улыбался широко и счастливо… Могучий организм победил. Силы постепенно возвращались к нему.

Свинцов и Малащенко оставили командира. Все это время они находились вблизи Курьяновки. В начале надеялись что-либо узнать о судьбе товарищей. Ничего не узнали в соседних деревнях у них появились друзья Гпомощники, поэтому разведчики всегда заблаговременно знали о том, что в деревню могут прийти или приехать немецкие солдаты. В таких случаях вносили Мефодия в лес. Минует опасность, и снова несут к Матрене Ивановне. В середине июня на лесной дороге из деревни Паново в Курьяновку Свинцов и Малащенко встретили четырех вооруженных мужчин. Это были И. В. Омельченко, Ф. Е. Пястолов, А. Ф. Горбунов и житель станции Новоторжская, который отрекомендовался коротко — Саша.

У новых товарищей было два немецких автомата и две винтовки. Так в Курьяновке образовалась партизанская группа Кохановича.

Прошло недели две. В Курьяновку прибежали подростки из деревни Беливецы и рассказали, что партизан упорно ищут два человека. Мефодий объяснил ребятам, куда привести этих людей. На следующий день к назначенному месту в лесу под Курьяновкой в сопровождении двух мальчишек пришел человек в полувоенной форме.

— Младший лейтенант Гущо,— представился пришедший.

Так произошла первая встреча Владимира с Кохановичем. Договорились поддерживать связь через почтовый ящик в сушилке бывшего овина, одиноко стоявшей недалеко от деревни Екатеринки.

Разыскивая партизан, Гущо выполнял задание старшего лейтенанта И. С. Богданова, а Кохаиович в это время обдумывал, как ВЫПОЛНИТЬ, ХОТЯ бы с большим опозданием, задание своего командира — взять «языка». Мефодий был еще очень слаб, потому Свинцов ушел в разведку один. Вернулся Петр дней пять спустя, удрученный тем, что увидел и узнал: на фронте 11-го кавалерийского корпуса гитлеровцы перешли в наступление, 18-я дивизия всего несколько дней назад вела кровопролитный бой, а где она теперь — Свинцову установить не удалось. Мефодий слушал Петра молча, а когда тот закончил свой рассказ, позвал Малащенко.

— Яша, шагайте-ка вы с Лешей Горбуновым в Екатеринки. Что там нового у Гущо? А ты, Петр, отдыхай. Придут ребята — подумаем, с чего начнем завтрашний день.

Малащенко и Горбунов вернулись под утро, в почтовом ящике они нашли короткую записку Гущо. Ко-ханович расшифровал ее. В тот же день всей группой они отправились на поиски партизанского отряда опергруппы в лес под Дробыши...

После встречи Кохановича с Сафоновым вечером в Курьяновку пришли Артеменко, Сафонов и Богданов. Они познакомились с каждым партизаном группы, расспрашивали подробно, кто откуда -и как оказался в тылу противника. Уходя, капитан дал разведчикам задание: на мельнице, недалеко от Курьяновки, мололи муку для немцев, ее следовало забрать и доставить на базу отряда. Задание для таких «старых» разведчиков, как Коханович, Свинцов и их товарищи, не представляло большой трудности. Трое партизан, переодевшись в немецкую форму, явились на мельницу и сняли охрану; мешки с мукой были погружены на подводы и отвезены в лес.

Беседуя с Кохановичем, Артеменко вспомнил рассказы о нем разведчиков-кавалеристов, и уже в ходе той беседы у Василия Федоровича зародилась мысль назначить Мефодия командиром партизанской группы, которую предполагалось создать из партизан, собранных Сафоновым и Степановым в последние дни. После первых же боевых операций, проведенных Ко-хановичем, Артеменко убедился, что не ошибся в своих намерениях. Василий Федорович позвал Степанова и при нем написал записку, в которой извещал Кохановича о назначении его командиром группы, приказывал перебазироваться в лес юго-западнее деревни Дробыши и приступить к исполнению своих обязанностей.

С приходом Кохановича под его командование были переданы три партизанские группы, сформированные Сафоновым и Степановым в деревнях Маслово, Лешутиха, Пашково, Ново-Высокое, Москвитино, Измайлово, Грязнилово, Паново.