Партизанский отряд "За Родину". МАРШ К ВЕЛЬСКИМ ЛЕСАМ.

И С Богданов начальник разведки оперативной группы

23 октября, после обеда, партизаны двинулись в путь. По сырому, напитавшемуся осенними дождями проселку шли люди, одетые в красноармейские шинели, бушлаты, телогрейки, крестьянские пиджаки и даже немецкие мундиры. Столь же разным было и их оружие. Однако в размеренном, спокойном движении большой колонны чувствовалась организованная сила крупного боевого подразделения — шли взводы бойцов, научившихся бить врага днем, и ночью, шли командиры, сумевшие собрать и поставить в строй эту массу людей. За боевыми порядками отряда тянулись подводы с запасом оружия и продуктов, с небогатым отрядным имуществом и канцелярией. Замыкали колонну походная кухня и группа прикрытия.

В головную походную заставу выделен первый взвод Ивана Кулькова. Взвод усилен ручными пулеметами и автоматчиками из других подразделений. Вели колонну В. Г. Сафонов и М. Л. Коханович. Командиром тыловой заставы был назначен Михаил Кривошеев. Все командиры и бойцы отряда понимали, что совершить такой переход скрытно едва ли удастся; отряд был готов к боям с карателями и небольшими немецкими гарнизонами, которые могут оказаться в деревнях на его пути. И все-таки приняты меры, чтобы враг не мог обнаружить колонну на марше: запрещено разговаривать, звенеть оружием, колеса телег тщательно смазаны, завинчены болты, подтянуты тяжи. Меньше шума — меньше преград.

К вечеру подул сильный северо-Западный ветер, пошел обильный мокрый снег. Одежда намокла, идти становилось трудней. Сафонов, Коханович, Юрпалов остановились на обочине дороги, пропуская колонну. Люди шли молча, соблюдая маскировку. Только кони временами всхрапывали. Прошли" деревню Спас. Михаил Кривошеев доложил, что на закате солнца они слышали перестрелку в направлении Сорокина. — Полицаи или каратели чем-то встревожились,— заметил Юрпалов. Не доходя километра два с половиной до Черемушников, объявили привал. В стороне от дороги стоял большой сарай, внутри сарая разожгли несколько костров — полтора часа сушили одежду, грелись. У костров шла обычная суета, кто-то рассказывал старую историю, похожую на анекдот, слышался смех. Коханович отозвал командиров взводов в сторону. Сейчас мы выходим на большак. До Днепра двадцать километров. Идем без привалов, ускоренным темпом. Дистанции с головной и тыловой заставами сокращаем до пятидесяти- метров. В любую минуту возможна встреча с противником. В таком случае приказываю действовать быстро и организованно.

Коханович коротко изложил варианты развертывания колонны к бою, разработанные им, Сафоновым, Перепелкиным и Быстриковым, пока бойцы отдыхали. Через несколько минут партизаны готовы были продолжать путь.

В головном взводе Куликова шел Перепелкин. В каждый населенный пункт на пути, следования они высылали разведку. Результаты разведки докладывали Сафонову и Кохановичу, находившимся большую часть времени в середине колонны. Кривошеев также регулярно информировал командира отряда: в тылу колонны спокойно. Ни автомашин, ни войск противника на большаке партизаны не встретили.

М И Кучурин разведчик и подрывник отряда За Родину

Ровно в 24 часа взвод Кулькова подошел к деревне Казариново, расположенной у поймы Днепра. Разведчики установили, что в Казаринове немецких войск нет, Мост через Днепр охраняет группа полицейских (10— 12 человек), на вооружении у них ручные пулеметы, автоматы, винтовки. Сафонов и Коханович посоветовались с Кульковым и Перепелкиным; решили действовать без промедления: взвод Кулькова скрытно подошел к мосту на расстояние сто пятьдесят — двести метров и атаковал охрану так стремительно, что полицейские бросили оружие и бежали. Партизаны захватили два ручных пулемета, несколько винтовок, гранаты и беспрепятственно перешли мост через Днепр. Ловить бежавших полицейских не стали — слишком дорог каждый час этой ночи.

За Днепром партизаны повернули на север и пошли вдоль правого берега реки по проселочной дороге, на деревню Сорокине В Казаринове жители рассказывали, что полицаи, окопавшиеся в Сорокине, издеваются над населением деревни. Колонна еще тянулась по узкому проселку, а группа разведчиков, с которыми пошел Мефодий, вошла в Сорокине. Несмотря на позднее время, в одном из домов светились окна — полицейские бражничали, чувствуя себя полными хозяева ми небольшой деревеньки. До сих пор они творили свои гнусные дела безнаказанно. Возмездие явилось к ним неожиданно: распахнулась дверь, и на пороге встали два рослых партизана с автоматами:

— Руки!

В пьяном отчаянии кто-то из полицейских пытался выскочить в окно. Напрасно — дом оцепили- разведчики.

От Федуркина партизаны свернули строго на сервер, перешли большак, соединяющий станцию Игоревская с Андреевским и Сычевкой, и за большаком, в лесу, остановились на отдых. Стали устраиваться под старыми елями. Рассветало. Моросил мелкий холодный дождь. Он напитал за ночь влагой недавно сухую, опавшую хвою, на каждую- ветку деревьев нанизал крупные, тяжелые капли воды, и те при малейшем движении градом катились на мокрые спины и плечи людей. Костры разводить нельзя: совсем рядом перекресток дорог. Топилась лишь походная „кухня, обещая партизанам горячий обед — суп из ржаной дробленки с кониной. А пока они слали, кое-как укрывшись от дождя. Бодрствовали только дежурные.

П. И. Быстриков расставил посты круговой охраны и вернулся к «штабной» елке, под которой собрались командиры оперативной группы и отряда.

— Ждем тебя, Петр Иванович. Садись поближе,— Кохаиович подвинулся впр-аво, освобождая между Юрпаловым и собой место для начальника штаба. — Все пришли? — негромко спросил Сафонов. По положению начальника штаба оперативной группы Сафонов был старшим среди собравшихся командиров. По званию и по возрасту были и старше его.. Но суть не в том: и командиры и бойцы уважали Василия Гурьевича за серьезность, за какое-то особо ответственное отношение к любому делу, за которое он брался. И даже такие бывалые люди, как Коханович

Перепелкин, привыкшие нести на своих плечах самую тяжелую ношу — ответственность за судьбы и жизни многих людей, всегда внимательно слушали Сафонова, зная, что у Васи все обдумано, просчитано и десять раз проверено.

Сафонов коротко подвел итоги, шестнадцатичасового марша. Пройдено сорок семь, километров. Партизанам удалось избежать встречи с крупными силами противника, но впереди еще переходы через большаки, плохие дороги, незнакомые деревни... И всякое может случиться, Поэтому дисциплина, собранность и ежеминутная готовность к бою — это главное. Сафонов сообщил командирам маршрут движения колонны после обеда. Маршрут этот был заранее согласован с Кохановичем и Быстриковым,

— А пока... до тринадцати ноль-ноль всем спать.— Последние слова Василий сказал с явным удовольствием. На его совсем юношеском круглом лице не приживалась усталость. Только в уголках чуть прищуренных глаз пропал маленький яркий «зайчик» — начштаба уехал за эти сутки в несколько раз больше любого бойца4'но этого никто не должен знать.

- Петро, если что, я буду здесь,— крикнул он Пронину, командиру дежурного взвода, и, прислонившись к смолистому стволу, почти мгновенно уснул.

К 14 часам все взводы пообедали и построились снова в колонну. Колонна двинулась на северо-восток, за деревней Тишенки перешла Вельский большак, прошла Зубово, Иваники, Дюкарево. Дождь перестал, но двигаться по проселку трудно: колеса повозок вязнут в колее плохо наезженной дороги, в ржавых болотистых низинах людям приходится помогать лошадям и вытаскивать грузы почти на своих плечах...

За первой подводой.шла Тоня Кудлатова. На телеге, в мягкой, сделанной из свежей соломы колыбели, металась в жару ее крохотная дочь. Тоня то брала ее на руки, то снова укладывала в соломенное гнездышко—девочка сгорала на глазах. Беззвучно лились материнские слезы... Родила Тоня дочь в Сычевском лазарете. Когда в Торбеевском лесу их окружили гитлеровцы, Тоня бросилась к шалашу, где стояли винтовки, но пуля карателя опередила ее. Раненная в ногу, "она упала под куст, остальное помнила отрывками: ее куда-то волокли, горела нога, потом сильно трясло в кузове грузовика. В дороге начались роды. Очнулась она в больнице. Чуть оправившись и собрав силы, Тоня бежала из лазарета. Долго искала отряд, ушедший к тому времени на новую базу. Через связных в отряде узнали, что какая-то женщина с малым ребенком на руках разыскивает* партизан. Проверить женщину Артеменко поручил Ивану Богданову. Так Тоня вернулась к своим. О судьбе девушек, схваченных в лесу вместе с нею, она ничего не знала. Теперь рядом с Тоней боевые друзья, муж, но вот новая беда — заболела дочь. Тоня берет на руки маленькое горячее тельце и, осторожно прижав к груди комочек угасающей I жизни, шагает за походной повозкой...

Темно. Места лесные, болотистые. Разведчики не обнаружили поблизости немецких солдат, но почти в каждой деревне приходилось делать остановку: едва первый взвод оказывался вблизи селения, полицейские открывали по нему стрельбу, головная походная застава давала два-три залпа, и воинство полицейских разбегалось; но просто пройти деревню уже нельзя — снова ловили полицаев и их помощников — четырнадцати - пятнадцатилетних юнцов, которых полицейские I под страхом смерти заставляли стрелять в партизан.

Полицейских почти всегда тут же судили и расстреливали, е подростками разговаривали строго, но, взяв с I них клятву никогда не поднимать оружие против партизан, отпускали домой.

На рассвете партизанская колонна вышла к деревне Ивашково и остановилась на отдых. Пройдено еще двадцать пять километров. До намеченного района зимовки отряда тридцать пять километров. На пути — лесные массивы и два огромных болота: Сычевский

Мох и Сельцовский Мох. Решили Сычевский Мох об-I ходить с запада. Второе болото миновать труднее, потому что в деревнях Василёво, Варварино и Кош-I кино располагались немецкие гарнизоны и отряды полиции.

В это утро партизаны отдыхали в лучших условиях. Разожгли костры, сушили одежду и обувь. В середине дня отряд снова двинулся в путь. Опять лесные I дороги с лощинами, размытыми колеями, где вязкая I глина сменяется не, менее вязкой грязью торфяных болот. У Сельца партизанскую разведку встретили сильным огнем с южной окраины деревни. Пришлось первому взводу опять браться за оружие и заставить молчать огневые точки врагов. Партизаны входили в деревню. Надо узнать, кто стрелял: немцы или полицейские. Деревенька невелика. Перепелкин с двумя, партизанами подошел к одному из крайних домов, поступал в окно:

— Хозяйка!

В ответ грохнул выстрел. Пуля сбила кубанку, но не коснулась головы Перепелкина. Полицейского поймали в сенях, несколько его сообщников схватили на огородах, взяли их оружие — винтовки, ящики патронов, партизаны знали, что безобидная частушка, игра на гармошке или балалайке, даже лай собаки и не очень искусное подражание крику петуха— все это сигналы. полицейской агентуры. Видели и то, о чём со слезами рассказывали им в каждой деревне,— виселицы и трупы казненных патриотов. В Сельце тоже стояла виселица. Партизаны разбили

ее и пошли дальше.

Следующей, и последней, деревней на пути партизанской колонны были Залазенки. И тут не обошлось без перестрелки. Полицейские встретили партизан сильным пулеметным огнем, они слышали стрельбу в сельце, отстоящем от Залазенков всего на полтора километра, и приготовились к бою. Коханович приказал окружить деревню основными силами отряда, и буквально через пятнадцать — двадцать минут десять гитлеровских наемников предстали перед судом народных мстителей.

— Смотрите сюда! — Юрпалов. показал на висели-. цу, где в сумраке раннего утра чуть заметно покачивались на ветру трупы женщины и девятилетнего мальчика 1.~~ Это русские люди. Безоружные и слабые, они погибли от ваших рук, палачи. Мы их никогда не забудем. А о вас ни одна собака не взвоет...

Полицейских расстреляли. Трупы казненных сняли, и виселицу спилили.

До конца маршрута оставалось три с половиной километра. Утром 27 октября оперативная группа и партизанский отряд «За Родину» вошли в большой лесной массив и расположились отдыхать на безымянной высоте, вблизи дороги из Кошкина на Залазенки. За трое суток партизаны прошли по тылам врага сто с лишним километров, не потеряв ни одного человека. Лес шумел глухо и ровно. В его неторопливом, спокойном дыхании чудилась огромная сила. Волны ветра не спеша катились над вершинами вековых сосен и исчезали где-то в болотистом мелколесье. На поляне горели костры. Партизаны сушили обувь, одежду, чистили оружие. У молодых сосен темнели шалаши из хвойных веток. На краю поляны— маленький холмик свежей земли. Это могила дочери Тони Кудлатовой. Девочку только что похоронили. Тоня, застывшая от горя, неподвижно сидела у могилы, и никто не осмеливался поднять и увести ее оттуда, потому что скоро они все уйдут в глубь леса, уйдет и Тоня, а холмик

останется.

Прошли почти целые сутки, как отряд расположился здесь на отдых. Теперь отдых, по существу, кончался. В стороне, около шалашей, лежали готовые к делу лопаты. Полчаса назад Сафонов, Коханович, Быстриков, Юрпалов, Новожилов и Горбунов ушли выбирать место для постоянной базы отряда. Ожидали завтрака, их возвращения и приказа снова собираться в

путь.

Медлить с устройством зимнего лагеря нельзя: хотя начавшийся день был солнечный и довольно теплый для конца октября, все равно не сегодня, так завтра

могут нагрянуть морозы, а у многих партизан нет зимней одежды, и копать мерзлую землю нелегкая работа. К тому же главным источником пополнения боевого запаса и запаса продовольствия по-прежнему оставались трофеи... Вот почему надо скорее обжиться на новом месте: вырыть землянки, наладить связи с местным населением, провести глубокую разведку сил противника Ё начинать боевые операции.

Все партизаны, таким образом, были заняты приготовлением к предстоящим делам, и солнечное утро, казалось, не предвещало ничего дурного, а между тем гроза незримо надвигалась. Большой карательный отряд гитлеровцев (около двухсот человек), располагавшийся в Кошкине, и отряды полицейских из деревень Варварино и Тупичино рано утром сосредоточились в лесу, близ высоты, занятой партизанами, сняли первый и третий сторожевые посты и окружили партизанский лагерь с трех сторон.

В девять часов утра неожиданно для партизан над высотой засвистели мины, и густой огонь вражеских пулеметов и автоматов нарушил тишину и покой еще не обжитого людьми лесного острова. Несколько мгновений партизанский лагерь был в смятении: разутые, естественно, спешили обуться, чистившие оружие старались скорее его собрать, но в тот же миг поняли, что времени на сборы нет? Надо быстрее действовать. Первым открыл огонь по врагам из своего ручного пулемета шестнадцатилетний партизан Саша Марченков, к нему на помощь бросилось сразу несколько человек, и тут же застрочил станковый пулемет — Кузьма Аликов, заметив, что пулеметчик убит, подполз к оружию и заменил погибшего товарища. Повел в контратаку своих бойцов командир дежурного взвода Михаил Кривошеее. И уже слышался голос Кулькова:

— Взвод, за мной! За Родину!.Вперед!

—> Иван, держи правый фланг! — крикнул ему Перепелкин.

По команде Алексея Перепелкина, оставшегося за командира отряда, Жуков и Бушкин со своими бойцами заняли оборону на левом фланге. Второй взвод повел в контратаку Перепелкин. Каратели, встреченные ответным огнем, чуть замешкались, и этого небольшого времени хватило, чтобы разутые и безоружные партизаны нашли свое место в строю; они хватали, что попадало под руку; гранаты, винтовки, лопаты — и бежали рядом с товарищами.

Над грохотом разрывов, над ломким стрекотаньем автоматов взвился отчаянный женский вопль. Боковым зрением Кульков увидел: с винтовкой в руке, размахивая красной косынкой, сорванной с головы, их догоняла женщина... Это была Тоня Кудлатова. /ЩШ

— Бей их!.. Бей гадов! — исступленно кричала она, обгоняя мужчин.

Из множества слов и проклятий, посылаемых Тоней на врагов, отчетливо и властно звучал этот клич-вопль: «Бей!.. Бей!.. Бей!..»

Бой местами перешел в рукопашную схватку. На поляне и между деревьями виднелись трупы убитых карателей. Несли потери и партизаны. Схватился за простреленную грудь и упал Иван Кульков, командование взводом взял на себя Петр Свинцов. Смертельно ранен в живот Михаил Кривошеев, его заменил Яков Малащенко. Каратели отступали под дружным натиском партизан, отступление их постепенно превращалось 1 бегство. Перепелкин приказал небольшой группе бойцов (человек десять — двенадцать) вернуться в лагерь и обеспечить охрану партизанского имущества...

Сафонов, Коханович и их спутники, отправившиеся выбирать место для постоянной базы отряда, прошли километра два на восток от лагеря, дошли до просеки. Кругом сыро, местность болотистая. Повернули на северо-запад и прошли еще несколько километров — ничего подходящего. Командиры знали, что где-то недалеко, в этом урочище, расположились отряды «Народный мститель» и «Ворошиловец». Очевидно, надо пробираться в глубину леса. Они остановились, закурили, обдумывая, в каком направлении идти. Сафонов достал карту.

— Петраков где-то здесь,— уверенно сказал он.

Как всегда, Василий был прав: до базы отряда «Народный мститель» оставалось не более полукилометра. Но они не успели сделать и несколько шагов — их остановили взрывы у высоты, а начавшаяся затем стрельба не оставила сомнений в том, что на лагерь партизан напали враги. Не сговариваясь, все шестеро бросились бежать обратно...

Мефодий раньше других прибежал в лагерь. Охранявшие имущество бойцы доложили ему о нападении карателей и о том, что партизаны преследуют их в южном направлении. Коханович, ни секунды не задерживаясь, бросился к южной опушке леса, где еще шел бой. За лагерем, в кустах, валялись трупы гитлеровских солдат; на дороге, сбившись в кучу, топтались немецкие лошади с повозками; еще южнее, на маленькой поляне, стоял миномет, вокруг него открытые ящики с минами; тут же .лежали брошенные коробки патронов, санитарные сумки. Партизаны теснили последних оставшихся в лесу оккупантов; наиболее ретивые «фрицы» без оглядки бежали к Залазенкам; прикрывая их, с северной окраины деревни застрочил пулемет. Коханович отдал приказ прекратить преследование: наступать на Залазенки по открытому полю нецелесообразно...

Взводы партизан возвращались в лагерь. Несли раненых и погибших товарищей, собирали трофеи и документы убитых врагов. Около двух десятков 1 оккупантов осталось лежать в лесу, у временного партизанского лагери...

Женщины перевязывали раненых. Кульков, теряя сознание, в бреду кричал хриплым, натужным голосом:

— Вперед!.. Пусти, говорю!.. Вперед!

В стороне рядом лежали погибшие — Михаил Кривошеев, Яков Малащенко, Николай Беспалов. В этом бою все были героями, в едином порыве обрушили на врагов партизаны и огонь своего оружия, и гнев сердец. В контратаку бросились все до единого человека -— рядом с пулеметчиками и автоматчиками сражались и женщины, и повара, и бойцы хозяйственного взвода. Но дважды героями были те, кто в этой неожиданной и трудной схватке с врагом отдал свою жизнь ради спасения отряда.

Партизаны разыскали трупы часовых первого и третьего постов. Хоронили боевых друзей вечером. Ровный, по-военному четкий строй бойцов и командиров замер перед незакопонной могилой, когда старейший из партизан — В. В. Лебедев от имени их всех произнес слово прощания и партизанскую клятву мстить врагам сурово, до полной победы или до последнего дыхания.

— Клянемся, что не выпустим из рук оружия, пока на нашей земле не будет уничтожен последний фашист!— закончил свою речь Василий Владимирович.

— -Клянемся! Клянемся! Клянемся! — повторили две сотни голосов.

Через полчаса партизанская колонна двинулась на север. Мефодий пропустил ее вперед и на минуту задержался у могилы. Печальный стоял он у аккуратно насыпанного холмика, сжимая фуражку в руке и стараясь сдержать слезы: здесь, на безымянной высоте «239,2», он оставил давнего боевого друга — Якова Павловича Малащенко...

По болотистому лесу идти трудно. Все имущество отряда навьючили на лошадей, повозки оставили, взяв с собой только кухню. Ноги лошадей и людей вязли в липкой, хлюпающей жиже. Отошли от бывшего лагеря чуть больше километра, нашли место посуше и решили переночевать здесь, так как идти дальше в темноте по неразведанной местности было просто опасно. Утром снова двинулись в глубь леса. Прошли немного Восточнее базы отряда «Народный мститель» и километрах в двух от андреевских партизан нашли место для лагеря.