Народные мстители
;) |
|||
| |||
В деревне Аносихе жили-были две подруги, две комсомолки Анна Иванова и Мария Алексеева. Анна работала в колхозе, Мария учительствовала в начальной школе соседнего села Мольни. Ничто не тревожило девушек в жизни, казавшейся им сплошным солнечным днем. И не думали они, и тем более не гадали, что когда - будь, застигнет их черная непроглядная ночь.
А ведь застала...
Война!
В первый год войны девушки пережили три месяца немецко-фашистской оккупации, хотя и со страхом, но не трусливо. Они вступили в подпольно группу комсомольца Петра Козлова, возникшую в ноябре 1941 года в Мольне.
Однажды под вечер подруги спешили в село по зимней дороге, укатанной немецкими машинами. Мария увидела листовку под кустиком, у обочины дороги. Пробежала глазами, обрадовалась:
- Аннушка, гляди, наша, советская!
В листовке, сброшенной с самолета, сообщалось о разгроме немцев под Москвой.
;) |
|||
| |||
Девушки задворками села проникли в избу, где проживал Козлов. Как же обрадовался он, узнав об листовке. Сообразительный парень, не задумываясь, решил: переписать. Мигом слетал на чердак, достал припрятанную бумагу. Листовка была размножена. А когда настала ночь, втроем отправить на край села, где пустовала школа.
Для подруг это была родная школа. Обе здесь учились. Здесь не так давно Мария Алексеева учила. Теперь в одном из классов собралось до десятка подпольщиков. Расположились на полу - кто как сумел: в школе не оказалось ни парт, ни скамеек. В разбитые окна сочилась стужа. Во тьме изредка мелькали огоньки самокруток. В холодном помещении особенно остро попахивало махорочным дымком.
Козлов объявил: с подпольщиками намерен поговорить представитель из района Алексей Петров.
Литературный сотрудник районной газеты «За коммунизм», комсомолец Алексей Петров частенько бывал в здешнем краю, и Анна с Марией его хорошо знали. Тем с большим доверием относились они к нему, тем глубже запали в их души его слова: — Главная задача подпольщиков — внушать населению веру в силу и могущество Красной Армии, разоблачать ложь фашистской пропаганды, собирать оружие, прятать от оккупантов хлеб, держать связь с партизанами....
Да, он так и сказал «с партизанами», а не с отрядом.
;) |
|||
| |||
Отряда не стало — его стоянку выдал гитлеровцам предатель из Подмаковья, и народные мстители рассредоточились по деревням, перешли на положение подпольщиков. В их числе был Алексей Петров.
Особенно поучительно, и, можно сказать, наставительно звучали его слова о бдительности, осторожности, умении быть в любых условиях незамеченными. И в то же время оставаться бойцами…
— Вы — бойцы невидимого фронта! — вот так смело охарактеризовал Петров роль и значение подпольщиков – так
точно определил их место в общенародной борьбе с гитлеровцами.
В заключение Алексей напомнил, что в центре села Мольни находится могила питерского большевика, уроженца этих мест - Ивана Трофимовича Трофимова, зверски убитого кулацко-эсеровскими бандами в 1918 году.
— Трофимов отдал свою жизнь за Советскую власть - продолжал Петров. — Ваш сельсовет, как вы знаете, носит его имя - Трофимовский сельсовет. Будем же верными продолжателями дел тех, кто погиб за свободу рабочих и крестьян. Затем в разговор вступил Петр Козлов: - Наше первое дело - распространить листовки... Он сообщил, о чем сказано в листовках - о провале немецкого наступления на нашу столицу, о победных боях Красной Армии.
Мороз окреп, а подпольщикам стало теплей - радостная весть согрела.
;) |
|||
| |||
По рукам разошлось два десятка листовок и это подбодрило подруг, почувствовавших не просто свое причастие к ним, — девушки наяву увидели, что они действительно стали бойцами невидимого фронта...
А вскоре всю листовку знали наизусть все жители Трофимова го сельсовета.
По неволе оказавшийся в подполье командир партизанского отряда Иван Наумович Петраков и комиссар отряда Петр Данилович Куркин готовились вновь собрать народных мстителей для боевых действий.
Не понадобилось.
В середине января 1942 года, словно буря, пронеслась по всему верхнеднепровскому правобережью. Вражеские гарнизоны, бросая вооружение, боеприпасы и военное имущество, бежали на левобережье. Северо-западная часть района была освобождена конниками 11-го корпуса и воинами 39-й армии. В Кириллове временно обосновались райкомы партии и комсомола, райисполком и другие советские учреждения.
Мрачная, злая, тревожная ночь вражеской оккупации осталась на левобережье Днепра.
А над правобережьем вновь будто сияло солнце, при котором Анне Ивановой и Марии Алексеевой любая трудность бы л а не трудность
Надо было собирать продукты для прифронтовых госпиталей, они их собирали.
сколько простыней, матрасов, полотенец, наволочек сшили они для госпиталей из холста собранного ими же у своих однодеревенцев.
;) |
|||
| |||
Руки огрубелые, привыкшие к тяжелому земледельческому труду, - ох, какими мягкими, становились руки Марии Анны, когда они помогали Медперсоналу ухаживать за ранеными воинами.
В конце апреля вышли из-под снега ярко-зеленые озимые. Почва подсохла. И Мария с Анной в ряду со многими женщинами и подростками вскапывали лопатами землю под яровой сев.
Настала пора сенокоса. По деревням в вечернюю пору уже слышалось; «Тук-тук-тук». Это старики отбивали косы.
Вдруг словно гром средь бела дня: гитлеровцы заняли Кириллово. А вскоре на автомашинах и мотоциклах пронеслись, пропылили они по улице притихшей, настороженно притаившейся Аносихи.
— Что ж теперь делать, Аннушка? — обнимая подругу, в страхе спрашивала Мария.
Анну Иванову минувшие три месяца оккупации и последовавшие за ними пять с половиной месяцев жизни в прифронтовых условиях, ежедневно сопряженных с трудностями военного времени, сделали более твердой, спокойной, рассудительной, выдержанной, Она научилась влиять и успокаивать.
;) |
|||
| |||
В противоположность ей Мария Алексеева за это время словно растеряла свою былую смелость, стала осторожной и нерешительной, ее порой охватывало чувство разочарования в происходящем; бывали часы и минуты, когда она жила ожиданиями только плохого, мрачного, рокового. Такое ее состояние не заглушали ни колхозные, ни общественные дела, которым - девушка предавалась самозабвенно.
Но при всем при том Анна Иванова знала, верила: Мария - настоящая комсомолка, на нее можно положиться, не подведет.
— Спрашиваешь, что делать, и прижимая - к себе подругу, вполголоса проговорила Анна - Так вот слушай...
Мария слушала: примерно месяц тому назад, в июне, Анна была в Кириллове в райкоме комсомола. «Немцы могут прорваться», — сказал ей тогда Алексей Петров, первый секретарь райкома комсомола — эта хлопотная должность ему была поручена райкомом партии и сразу же,- как только коммунисты и комсомольцы вместе с беспартийными активистами вышли из подполья. «Если немцы прорвутся, ты сумеешь остаться с нами, с партизанами?» — сурово спросил Петров, строгий и требовательный по натуре, он не умел разговаривать иначе.
Анна задумалась, секретарь ждал ответа. И девушка ответила: «Сумею!»
«Я не сомневался, — проговорил Петров, не меняя сурового выражения лица, поправил очки. — В первую оккупацию ты была в мольнинской подпольной группе, верно? А теперь будешь партизанской связной. Согласна?».
Анна согласилась.
«Но тебе нужен помощник. Кого назовешь?»
Анна назвала Марию Алексееву.
«Поговори с ней... Но в случае…»
И вот Иванова поговорила, уверенная, что никаких случаев не будет.
И она не ошиблась! Мария в благодарность за доверие расцеловала Анну.
Девушки стояли, обнявшись за старой баней, притулившейся близ пруда! Попахивало банным дымком и распаренными вениками, — была суббота и семейства Ивановых и Алексеевых вымылись. Подруги мылись последними. Теперь они отдыхали. За Окатовским лесом, черневшим вблизи, потухала заря. Луга испаряли запахи трав. Перекликались коростели. Наступала теплая, июльская ночь.
—Хорошо-то как, Аннушка, — мечтательно проговорила Мария. — Жить бы да жить... а тут…Девушки вздрогнули, плотнее прильнули друг к другу. Где-то на северо-востоке, по направлению к Сычевке ночное спокойствие всколыхнула артиллерийская канонада. – Вот куда удалился фронт… - скорбно вымолвила Мария, Анна порывисто отпрянула от нее, схватила за руку. - Пойдем. Пора спать.
Сутки спустя к Анне Ивановой - связной номер один, какой - она значилась в партизанском отряде, пришли командир отряда Иван Наумович Петраков и секретарь партизанской парторганизаций Алексей Трофимович Гнедов.
Немцев в деревне не было, но все же они, соблюдая осторожность, поодиночке, задворками вышли к опушке Окатовского леса, прошли по нему с полкилометра и остановились у старой осины, в стволе которой чернело дупло, - Это твой почтовый ящик,
— сказал Петраков, обращаясь Анне, а дулом автомата указывая на дупло. — Через него сообщай письменно...
И командир перечислил, о чем ей надо сообщать в отряд
— о перемещениях немецких воинских частей, их численности, вооружении, о постоях солдат в деревне и бесчинствах, свойственных им, о бесчинствах полицаев, расположениях волостной управы, одним словом, о всем важном и тревожном.
Связная номер один будет получать задания тоже через это дупло. Но не исключены и личные контакты.
— Вот как сегодня, — пояснил Петраков, он во всем любил ясность.
— А что у вас слышно? — спросил у девушки Гнедов, покуривая, запах дымящейся цигарки остро выделялся в тончайшем лесном аромате.
И вожак партизан получили из уст Анны первую информацию: в Аносихе со дня на день ожидается приезд полицаев и каких-то высоких чинов из Андреевской волостное управы – будут «выбирать» либо назначать старосту.
Петраков и Гнедов поручили Анне побеседовать с жителями и выдвинуть в старое ты ее отца, — Митрофана Ивановича Иванова, колхозного бригадира…
— Так надо для райкома, для партизанского отряда, - вновь пояснил Петраков.
— А почему его, а не кого-нибудь другого? - усомнилась
Анна.
— Мы верим ему, — сказал Гнедов.
— Верим, как тебе, — уточнил Петраков,--— помимо ясности он во всем предпочитал точность.
Девушку тронули их слова.
Ведь это же для нее и отца - великая возможность! Они будут помогать партизанам, а значит и Краской Армии. Заверила: поручение будет выполнено!
И выполнила. Вместе с Марией, подругой...
Девушки поговорили со всеми однодеревенцами, и те на сходке, созванной по требованию прибывших из волостной управы бургомистра и полицаев, заявили в один голос: быть старостой Митрофану Иванову!
IV
Петраков и Гнедов побывали в Василевке, надеясь повидаться с Иваном Регентовым и договориться о возобновлении деятельности подпольной группы. Регентова в деревне не было. Из прежних подпольщиков
на месте оказался Сергей Михайлович Волков. Партизанские вожаки поручили ему смастерить жернов для размола ржи. На обратном пути командир отряда и секретарь партизанской парторганизации вновь зашли в Аносиху к Анне Ивановой — связной номер один. И т.д. рассказала: Регентов убил одного гитлеровца, а вскоре с партизаном Володей Шашковым еще двух уложил, но фашисты окружили. Иван отдал свей пистолет Володе и сказал: «Отползай». Фашисты схватили Ивана, обыскали — оружия нет. Спрашивают: «Партизан?!» Отвечает: «Наин, их бауер... крестьянин! Партизаны там» И показал так, как можно было понять, партизаны всюду. Его пригнали в Аносиху, собрали жителей, спрашивают: кто он? А Иван Регентов — без руки, инвалидом пришел после войны с белофиннами, в сороковом, стоит, понурив голову.
— Сжалось у меня сердце. — продолжала Анна - Думаю-
выручать надо. И говорит: «Наш он деревенский». А тут одна женщина-. «Это мой муж» Да как бросится к нему: «Где тебя; носило? Марш домой!» Схватила за руку и довела к себе в избу. Вся деревня подтвердила: он муж этой женщины...
— Вот дела! — облегченно вымолвил Петраков. — Неосторожно ведете себя. Ведь хорошо, что все кончилось благополучно, а могло бы... Где сейчас Регентов?
— Скрывается. Недавно принес радиоприемник, просил передать вам.
- Приемник мы заберем, а Регентову передай, в его дерев не образован мельничный пункт.
Пусть помогает Волкову молоть зерно. Нам так нужна мука!
Перед уходом Петраков сказал Анне:
— Отряд передислоцировался из Окатовского леса в Починковский, некоторые партизаны не знают этого — выполняют задания в деревнях, будут обращаться к тебе — направляй в Починковский лес. Запомни номер лесного квартала, просеку...
Помолчав, командир добавил:
— Военных, окруженцев, которые будут спрашивать где найти партизан, тоже направляй к нам в Починок.
И нам же сообщай, что надо через «почтовый ящик»,— напомнил Гнедов, увязывая радиоприемник для удобной переноски.
Разговор происходил в избе, При тусклом свете лампадки. Расстались тепло. Стояла глухая прохладная полночь.
Сутки спустя в Паршине, под вечер, в колхозном саду Гнедов встретился с комсомольцем Василием Соколовым. Уселись под яблоней, закурили.
— Ну как ты?... — спросил Гнедов. -— Вижу чем-то недоволен...
- Жизнью своей недоволен, Алексей Трофимович, — ответил парень. — Мне воевать надо, а я...
— Я слышал, ты куда-то уезжал, — перебил его Гнедов.
— Учился, что ли?
— Учился в Архангельском мореходном.
- Расскажи, расскажи.
И парень рассказал, как он, услышав по радио, что немецкие войска заняли Смоленск, решил податься - на родину в Паршино, к матери. Отец, Потап Иванович, был в армии, мать, Татьяна Игнатьевна, да сестренки Нюра и Нина остались одни. Кто о них позаботится?
Больше месяца пробирался Василий Соколов от Архангельска до Москвы, где жил его дядя. Парень надеялся остановиться и отдохнуть у него и все, что можно разузнать про своих. Не сбылось — дядя умер, дом, в котором он жил, заняли под госпиталь. А враг уже рвался к столице. Что делать?
Все же разыскал родственников, пожил у них. А когда в январе 1942 года наши освободили часть Андреевского района, парень отправился из Москвы до Волоколамска поездом, а дальше, минуя Старицу и Кувшиново, до Нелидова — на армейских машинах. Неподалеку от Нелидова повстречал земляков — приходили за снарядами. От них узнал: фронт по Днепру, линия фронта вдет от Слепцова на Зилово, на Волочек, на Хмелиту.
Соколов потел в Михалева к тетке, Анне Игнатьевне,
сестре матери. Обрадовалась, и первым долгом содрала с парня шубенку, одежонку и сожгла, а самого остригла. Василий проспал у нее тридцать шесть часов без просыпу.
От Михалева до Паршина легко прошагал десять километров. Мать была поражена, увидев его. Слезы, слезы...
- И радость — сын жив, здоров.
В деревне стояла воинская кавалерийская часть. Василий не мог сидеть дома сложа руки, обратился к командиру: «Дайте какое-нибудь дело». Дали — разминировать болото, простиравшееся между Зайцевым и Мишкиным. Предварительно показали, как это делается, поставили на армейское довольствие. И парень постарался — до тысячи мин собрал.
А потом выбрался в Кириллово в райком ВЛКСМ, к Алексею Петрову. Секретарь комсомола предложил ему вступить в молодежный партизанский отряд «Лесные стрелки». Вступил не задумываясь. Во второй половине июля отряд перешел линию фронта, обосновался в Новодугинском районе и...
—Судьба отряда вам известна, Алексей Трофимович, — с горечью заключил Соколов.
Гнедов посочувствовал: Известна... Погибли...
— Удивляюсь, как я уцелел... Да что толку?.. Больше месяца скрываюсь. А мне воевать надо, воевать!.. А про меня забыли…»
— Значит же не забыли, раз я пришел, — возразил Гнедов. - И пришел с важным поручением.
Василий — парень настойчивый.
— Воевать! — категорически заявил он. — С оружием в руках! В партизанском отряде! И никаких поручений!
— Погоди, не горячись, - охладил его Гнедов. — Ведь ты ж еще не знаешь, что тебе предлагают райком и командование отряда. Так вот слушай...:
И секретарь парторганизации партизанского отряда, член бюро подпольного райкома партии Алексей Трофимович Гнедов сказал:
Тебе, товарищ Соколов, поручено стать в Паршине старшим полицаем, а колхознику Петру Савкову — старостой. Савков согласился — я разговаривал с ним. А секретаря сельской управы сами подыщите.
— Нет и нет, Алексей Трофимович, не согласен!
Тише! Это задание важнее и нужнее нам, чем если бы ты сражался с оружием в руках. Кто скорее может узнать о намерениях врага? Ясно — полицай. Да тем более старший! Через кого оккупанты проводят свои планы по борьбе с партизанами и советскими патриотами? Через полицаев. Какую пользу сможешь ты принести и отряду, и всем жителям! Согласен?
Соколов, подумав, согласился.
— И еще тебе задание... Гнедов прислушался: где-то
за садом, в наступившей тьме, послышался легкий свист.
— Ну вот, мне пора, Гнедов условился: парень
этой же ночью соберет первое нелегальное комсомольское собрание, расскажет о предстоящей расстановке в Паршине подпольных антифашистских сил, их работе.
— Обязанности секретаря комсомольской организации возьми на себя, — сказал на прощанье Алексей Трофимович — Не возражаешь?
Соколов не возражал.
В треугольнике деревень Жиздерево - Голенище - Большая Малявня размещались гитлеровские части. Сюда по дорогам из Холм - Жирковского района шли и шли обозы с продовольствием, награбленным оккупантами у населения.
У одной из этих дорог старшина Смирнов по приказу командира Петракова расположил партизанскую группу. Место лесное, глухое, выгодное для нападения.
Партизаны замаскировались! Ждут.
Проехали две порожние повозки. Затем появился конник.
Его остановили, обезоружили. Это был полицай, которого немцы послали дозорным - еле дошел большой обоз.
Смирнов навел бинокль вдоль дороги в сторону Варварина и насчитал 45 повозок. Их сопровождали восемь солдат: четверо ехали на передних подводах, остальные — на задних.
В группе было 12 партизан: Смирнов передал им: - Крикну «ура» — стреляйте в солдат, захватывайте повозки и на просеку.
-К гребню дороги примыкала просека, по ней до войны вывозили древесину: колеи сохранились, и можно было угнать обоз в самую глубь леса.
Обоз приближался. И вдруг шагах в тридцати от партизанской засады передняя подвода остановилась. Лошадь не осилила подъем дороги, и окрик солдата не сдвинул ее с места. Остановился весь обоз. Солдаты соскочили с повозок, подошли к передней, закурили. Сперва о чем-то разговаривали, беззаботно посмеиваясь, а потом один за другим перепрыгнули через придорожную канаву и, как по команде, уселись оправляться.
- Ну братцы! Самый удобный случай! — прошептал Смирнов и скомандовал — За мной! Ура!..
Надо было видеть насмерть перепуганных гитлеровцев: на бегу застегивая брюки; под огнем автоматов побежали они кто куда...
Обоз охвачен.
продовольствием был
Сенокос прошел по местной поговорке «Ни шатко, ни валко». В колхозе — ни стада коров, ни табуна лошадей, ни отары овец. Племенной скот угнан в глубокий тыл, а лошади переданы в фонд помощи Красной Армии еще в начале Смоленского сражения. Колхозники накосили села для своих коров с сомнением: а надо ли? Уцелеют ли наши коровки?
Настала пора жатвы. Неподалеку от Аносихи золотыми волнами переливалась колосистая рожь и вызывала у жителей не радость, как прежде, а печаль и тревогу: кому> она достанется? Неужели фашистам? Скорей всего...
Намедни из Андреевского, из самой военной комендатуры приезжал офицер, а с ним какой-то чиновник и два солдата. Чиновник на сходке читал по бумажке рожь сжать и заскирдовать... до особого распоряжения!..
- Рожь мы сожнем, — не вытерпела, сказала тогда Анна, выходя из толпы, как обычно у амбара.
—А как понимать — распоряжения? »
—сходка на лужку, что дальше? до особого
«Ясно, господин староста?
- Ясно, как божий день» — отозвался Митрофан Иванович, и попросил дозволения сказать односельчанам свое слово. Ему дозволяли и он сказал:
- Поскольку я — староста, поставленный вами, так извольте понять: с меня требуют — буду, требовать и я, не обижайтесь.
И к дочери, строго:
—Запомни пословицу: не лезь
прежде батьки в петлю, не спрашивай, чего не надо...
Пусть господа из комендатуры знают, и вообще, пусть все знают: он никому не даст подачки!
Сходка молча разошлась,..
—Правильно ведешь себя, Митрофан Иванович, очень даже правильно!
Это говорил комиссар партизанского отряда Петр Данилович Куркин. Пришел он к старосте поздно вечером. В углу перед иконой теплилась лампадка, но света вполне хватало для разговора и для того, чтобы с удовольствием похлебать горяченьких щец, которыми Анна угощала комиссара. Митрофан Иванович сидел рядом и слушал, а Куркин не унимался:
—И дочка у тебя, Митрофан Иванович, ох и дочка: смелая, сообразительная, умеет соблюдать порядок!
Свою похвалу Куркин подтвердил сообщением: по маршруту указанному связной номер один, в Починковский лес, на новое месторасположение партизанской базы, пришел отставший от отряда, председатель Сивенского сельсовета Николай Петров да не один, а с группой воинов в -17 человек,— этой группой командовал офицер Александр Мутовин.
А вскоре, опять же по направлению Анны, в Починковский партизанский лагерь благополучно прибыла еще группа бойцов в количестве 12 человек под командованием комиссара Николаенко. Все прибывшие стали партизанами. Куркин делился всем этим откровенно, с радостью. И улыбался. Ох, и улыбка была у комиссара —светлая, вдохновляющая, привлекающая к себе,—он одной
улыбкой мог звать людей на
труд и на подвиг.
Поужинав и поблагодарив радушных отца и дочь, Куркин
просто сказал:
—А теперь поговорим о делах. Дела огромной важности дорогие мои. И не легкие! Надо поднять народ на борьбу за хлеб.
—Немцы уже объявили борьбу - проговорил Митрофан Иванович. Приказано жать и скирдовать.
—А когда молотить — о том не сказали, — подала - голос Анна.
— Ясно, почему не сказали. Боятся, что обмолоченный хлеб осядет у людей. Но мы этого не будем бояться. Задача такова: рожь немедленно жать. Жать днем и ночью!— Куркин заговорил уже с жаром - пробудилась комиссарская жилка — пробуждать у людей силу страстным большевистским словом.
—Молотить прямо в поле — ток можно расчистить в любом месте, а лучше, где поудобней. А обмолоченные снопы скирдовать. Главное в борьбе за хлеб состоит в том, чтоб не отдать его оккупантам. Хлебом надо снабдить колхозников и создать общественный фонд. Из этого фонда часть хлеба надо выделить партизанскому отряду и бойцам-окруженцам. Договорились? Договорились!
Глухой ночью комиссар покидал Аносиху с твердой уверенностью: народ одержит битву за хлеб!
Получив через Гнедова задание, стать старшим полицейским, Соколов, следуя его указанию, в ту же ночь объявил об этом комсомольцам, собравшимся в доме Петра Савкова. Комсомольцы одобрили его готовность выполнить задание командования партизанского отряда и райкомов партии и комсомола: пойти на службу в полицию. Они также согласились, чтобы Петр Савков был старостой. В отношении - секретаря сельуправы решили подумать. Ведь туда надо было послать такого, которого начальник сельуправы Нарышкин ни в чем бы не заподозрит.
На том же первом нелегальном собраний Василий Соколов принял на свои плечи новый груз— его избрали секретарем подпольной комсомольской организации.
А сутки спустя колхозник Петр Савков без особых затруднений стал старостой — мужик смелый, сам набился, добровольно. Он же и Василию Соколову помог устроиться в полицию — дал поручительство и бутыль (четверть) самогонки, с чем парень прибыл в Андреевское. Полицейская управа размещалась в здании райкома партии. Здесь в обмен на поручительство Савкова и его самогон Соколов получил белую нарукавную повязку и винтовку.
На снимке: секретарь подпольной комсомольской организации деревни Паршино Василий Соколов.
А через неделю в избе Петравкова снова собрались подпольщики. Соколов с белой повязкой на левой руке, усевшись за стол, деловито проговорил:
—Товарищи, на повестке дня нашего собрания..."
Разместившиеся на скамейках вокруг стола комсомольцы Алексей Смирнов, Николай Сергеев, Михаил Базенков, Надежда Савкова и колхозники «Антон Тихомиров, и Лука Григорьев молча слушали секретаря.
Первое дело, которое должны были взять на себя подпольщики - это разведка в сельуправе. Управа давно уже подыскивает грамотного, толкового секретаря, да никто не идет. Соколов и Савков беседовали об этом с Антоном Тихомировым и тот сказал: «Если мне доверите — пойду служить, сделаю все, что прикажут партизаны». Ему доверили, заявив: =«лучшей кандидатуры не подыщешь—и грамотный, и толковый, и в почтенном возрасте, а главное—преданный Советской власти».
Второе дело - нарушить связь оккупантов на линии Хвощева-тое-Крест. За него взялись комсомолец Николай Сергеев и бес партийный подпольщик Лука Григорьев.
На следующий день Антон Тихомиров принимал дела в сельуправе, входил в курс своих секретарских обязанностей. А сутки спустя районная комендатура безуспешно вызывала Хвощеватовского коменданта: от самого села до деревни Крест провода были срезаны, смотаны и надежо спрятаны — пригодятся! И Митрофан Иванов, староста, в шубейке (надел ее по причине недомогания—ломило спину), черном выцветшем картузе с узким козырьком и высоких кожаных сапогах, опираясь на палку, шел по полю. Еще роса не обсохла, а работа уже кипела — колхозники жали рожь. Много сжали. Вон сколько скирд поднялось к небу! Денек-другой и с рожью покончат, примутся за овес и ячмень. Люди стараются.
И все же староста счел нужным прикрикнуть на Палагею
- соседку: — Пошевеливайся!..
—Перевязь лопнула, — проговорила в оправдание соседка и кивнула на сынишку, крутившего из стеблей жгуты для связки снопов. — Что с него спросишь, мал еще...
—Л ты сама бы взяла, да скрутила.
—Что б тебя скрутило! — услышал он уже за спиной.
«Приходится терпеть, — с горечью утешал самого себя Иванов. — Пусть ворчат...»
Он знает свое дело. Что можно сказать хотя бы вот про эти же скирды —какие в них лежат снопы? Почти сплошь обмолоченные. А почему? Разве не с его ведома обмолотили их? И сейчас молотят вон там, за несжатой рожью. Молотят, обивают снопы, торопятся и поглядывают: как бы староста не увидел.
А староста видит.
Староста знает: часть намолоченного зерна тут же разделят по семьям, а часть усыпят в мешки для общественного фонда. И все, работающие в поле, тайно разнесут зерно по своим домам. Каждая семья будет «с хлебом! Общественный фонд то же солидный и надежно спрятан, о чем знают лишь он, ста роста, его дочь Анна—партизан екая связная номер один, старший полицай Василий Соколов, секретарь сельуправы Антон Тихомиров, да еще человека два-три своих, надежных. Так что директива подпольного райкома и командования партизанского отряда: «Обеспечить население хлебом с колхозных полей, которые надо убрать коллективно, создать общественные фонды, прятать зерно, не сдавать его оккупантам», — эта директива, полученная Митрофаном Ивановым неделю тому назад лично от комиссара отряда Петра Даниловича Куркина, в Аносихе будет выполнена!
—Пошевеливайтесь, бабоньки, пошевеливайтесь, — ободренный собственными думами обращается Митрофан Иванов к жницам.
Мол, пусть знают: староста есть староста! К тому же он во всеуслышание предупреждал на сходке: будет требовать!
И пусть никто не знает, что минувшей ночью к нему опять приходил Петр Данилович Куркин, который сказал: «Надо бы часть хлеба отвезти в Василевку, к Волкову, в фонд партизан и бойцов-окруженцев». О чем разговор! Анна тотчас же сбегала в Паршино к Антону Тихомирову и передала просьбу комиссара. Антон перед рассветом приехал на подводе, нагрузил мешки и повез в Василевку. А староста с дочерью, как ни в чем не бывало, после завтрака, пошли в поле... Отец и дочь знают свое дело.
Вновь собрались комсомольцы деревни Паршина в избе старосты Петра Савкова. Окна завешены. Тускло светит коптилка, бросая на стены и полтени сгрудившихся за столом в строгом молчании парней и девушек. Среди них посланцы партизанского отряда и подпольного райкома комсомола Шура Степанова и Григорий Иванов.
Секретарь подпольной комсомольской организации, он же старший полицай, Василий Соколов предоставляет слово Шуре Степановой.
В темно-сером ситцевом платье, когда-то модном, и такого цвета косынке, прикрывавшей густые темно-русые, подстриженные до плеч волосы, Шура спокойно, неторопливо, чуть приглушенным голосом сообщает последние новости.
Новости всех радуют, в итоге многодневных упорных боев наши войска на Западном и Калининском фронтах перешли в наступление и. прорвали оборону немецких войск, которые отброшены на 40—50 километров. Войсками Красной Армии освобождены 610 населенных пунктов, в их числе город Зубцов, крупный населенный пункт Погорелое Городище и районный центр нашей области Карманово.
Постепенно голос Шуры повысился, стал тверже, она воодушевилась и это передалось всем присутствующим — все ждали конкретного дела для себя.
На снимке: комсомолка деревни Аносиха, связная номер один партизанского отряда «Народный мститель» Анна Иванова; расстреляна фашистам» 25 октября 1942 года.
И вот оно – дело: в районе началась битва за хлеб. Девушка объявила: оккупантам – ни зерна, это главное. Надо хлебом
снабдить все население деревни, партизан и воинов, оказавших в окружении и вступивших в отряды народных мстителей. — Мы с Гришей только что из Болшево. — продолжала Шура. — Вместе с тамошними комсомольцами мы обошли все избы и всех убедили: немедленно убирать и прятать хлеб. Там уже начали. Двадцать пудов зерна первым долгом отправили в лес, на базу. Теперь вот пришли к вам. Слово за вами.
- Нам трудней, — откровенно заявил Соколов. — Я хотя
и в больших чинах, и Савков тоже, и Тихомиров, но... Очень уж много посторонних глаз... В сельуправу, да и вообще в деревню наезды немцев и полицаев из района не прекращаются все: же подумаем, как лучше. Не отстанем от других.
- Сделаем! — твердо поддержал его Антон Тихомиров, горячий и решительный по натуре.
Подпольщики были готовы к большому, нелегкому, рискованному и опасному делу,
- Передайте товарищам Петракову и Алексею Петрову: мы не подведем! — заявил посланцам отряда и подпольного командования комсомола Алексей Соколов.
- Зерно первого обмолота лично я отвезу куда надо...
Анна Иванова — связная номер один — через «почтовый ящик» (дупло старой осины) сообщила в отряд: в Болтунове свирепствует Васильев, добровольно поступивший на службу в полицию.
Особый отдел отряда проверил ее сообщение и подтвердил: Васильев — бывший председатель правления колхоза, перед войной его сняли с этой работы за присвоение общественной собственности. Его судить бы, да пожалели колхозники, мол, сняли и ладно. Заведующий районным земельным отделом Леон Данилович Куряков тоже пожалел, что поддержать мнение колхозников.
Жалость не всегда приносит пользу особенно в тех случаях, когда она проявляется к тому, кто ее не заслуживает.
Став полицаем, Васильев разорил красноармейские семьи -отобрал у них весь домашний скот, хлеб и отправил гитлеровцам. И себе нахапал всякого добра. А шестерых женщин, своих соседок, обвинил, что их мужья в партизанском отряде и отправил в Сычевский лагерь... Бывший заведующий райзо Леон Куряков, находясь в отряде, стал начальником штаба. Петраков сказал ему:
—Ну, раз это твой старый знакомый — тебе и карты в руки: ступай в Болту ново и предай Васильева суду колхозников. Интересно, пожалеют ли они его теперь?
Куряков с группой партизан в удобный момент; пришел в Болтуново, арестовал Васильева, собрал колхозников, и те единодушно вынесли приговор: собаке — собачья смерть.
Битва за хлеб требовала величайшей осторожности и выдержки.
Фашистские ставленники, и прежде всего старосты и всякого рода агенты и уполномоченные сельских и волостных управ брали на учет каждую скирду сжатой ржи, по ночам проверяли поля, пойманных на срезке колосьев или об молоте отправляли в сычевский лагерь в сопровождении полицаев.
Но вот соответственно приказу, поступившему из районной комендатуры, начался обмолот снопов, сложенных в скирды, и во все деревни понаехали так называемые заготовители. Они составляли акты о количестве намолоченного зерна. Эти акты поступили, в комендатуру и там обнаружили: в большей части деревень урожай оказался по 7—8 пудов с каждого гектара и лишь в немногих — по 20—25 пудов, то есть, натуральный, на какой оккупанты и рассчитывали.
Разъяренный комендант грозил стереть с лица земли деревни Крест, Акулово, Зайцево, Аноснху, Паршино, Василевку, Ивашково, Паршуково, где намолот зерна был самый низкий.
Хлеб оказался в руках населений. Он невидимыми тропами, ночью и днем поступал в тайники семейств колхозников, и в тайники, где хранились общественные запасы. По таким же невидимым тропам хлеб поступал по адресам подпольного райкома партии и командования отряда в фонд партизан и бойцов - окруженцев.
Один из таких адресов хорошо знали партизанские связные и подпольщики — деревня Василевка. Здесь при самом горячем участии подпольной патриотической группы, возглавляемой Иваном Регентовым, зерно мололи почти все жители деревни. Зерно и муку надежно хранил Сергей Михайлович Волков. Четверо сыновей его служили в Красной Армии. Отцу во всем помогала его дочь комсомолка Анна.
От связной номер один — Анны Ивановой через «почтовый ящик» (дупло старой осины) поступило сообщение: в деревню Варвари прибыли 33 полицая с автоматами и станковыми пулеметами. В соседних деревнях— Рогове и Василеве — разместились гитлеровские гарнизоны. Большинство полицаев — это жители Варварино, хорошо знающие Починковский лес. Они ежедневно колесят на автомашине вдоль его опушки и стреляют из пулемета. По всему видимому — гитлеровцы готовятся к крупным операциям против партизан.
Надо отдать должное комсомолке Марин Алексеевой — эти сведения собрала она через связных, находящихся в Реутове и Варварнне, да и сама побывала в Василеве.
Партизанское командование решило ликвидировать столь назойливых соседей. Была реформирована ударная группа под командованием начальника штаба отряда Леона Даниловича Курякова.
В ночь на 6 октября ударная группа покинула свои землянки и на рассвете, в километрах двух от Варварина, услышала пулеметную стрельбу.
—Этих вояк мы живьем захватим с машиной и пулеметом, —уверенно проговорил партизан Мутовин, и обратился к командиру группы.—Разрешите?
Куряков разрешил и часа через два Мутовин уже доклады вал ему: «На машине было два полицая — шофер и пулеметчик, а теперь там два партизана— один водит машину, а другой стреляет».
—Для видимости,— пояснил Мутовин.
—Чтоб полицаи ничего не заподозрили.
Куряков похвалил его за находчивость.
Вся группа «скрыто, мелкими перебежками, Направилась к Варварину. Дозорные сообщили: в деревне полицаев нет, втроем вышли в поле копать картошку.
Было решено: деревню окружить и войти в нее с разных сторон восемью группами. На случай, если из расположенной неподалеку деревни Реутово гитлеровцы вышлют подкрепление полицаям, выставить пулеметный заслон. Старшине отряда Ивану Смирнову остаться с пятью партизанами в засаде. Варварино заняли без шума.. Когда полицаи, ничего не подозревая, строем и с песнями воз -вращались на обед,партизаны
схватили их, обезоружили и взяли под охрану. Куряков собрал жителей: они
должны были свершить свой правый суд над предателями.
(Люди особенно жаловались па девятерых — жителей своей деревни: они издевались над женщинами, глумились над стариками и детьми, вылавливали бойцов-окружеицев и либо сами убивали их, либо отдавали на расправу гитлеровцам. Колхозники потребовали предать этих полицаев смерти. Партизаны привели приговор в исполнение. Остальные полицаи дали слово не служить фашистам. Их отпустили. Такое милосердие чуть было не стало роковым.
Один из предателей, оказавшись на свободе, убежал в Реутово и поднял там тревогу. Эскадрон гитлеровцев бросился к Варварину, но был смят огнем пулеметного заслона. Вражеские конники наседали, не считаясь с потерями. Тогда ударила из автоматов партизанская засада во главе со старшиной Смирновым. Бой разгорался.
—Везли нас в лагерь,- рассказывала товарищам Шура Степанова. – Вдруг слышим низко летит самолет и, кажется,
прямо на машины. Полицаи соскочили и побежали спасаться в кусты, а нас оставили. Ну, мы тоже соскочили с машины и побежали... только в другую сторону. Самолет оказался немецкий, сделал круг и улетел. Ну, мы помахали ему на прощанье...
А вскоре полицейские в Аносихе арестовали Митрофаиа Иванова, его дочь Анну и Марию Алексееву. Эта весть потрясла отряд. Ведь к Анне и Марии вели нити от многих связных, от которых они получали самые разные сведения: и о том, что происходит в самом логове врагам— районном центре Андреевском, и о численности гарнизонов и полиции в узловых населенных, пунктах, и о преступных замыслах оккупантов и. их черных делах. Все эти сведения Анна, как связная номер один, передавала подпольному райкому и командованию отряда через «почтовый ящик» — дупло старой осины в Окатовском лесу.- Об Анне партизаны справедливо говорили, что она «глаза и уши отряда».
Отца и дочь Ивановых и Марию Алексееву выследил и выдал районной фашистской комендатуре Павел Семенов. Раньше всех о его предательстве узнала сама Мария, которую фашисты вскоре освободили из-под ареста, поручив Семенову наблюдать за ней. Как только она переступила порог родного дома, соседка предупредила. Семенов стал старостой и потребовал от жителей Аносихи доносить о каждом шаге выпущенной из тюрь мы Марии. «А кто утаит—пусть пеняет на себя.. Я сам не спущу глаз, ни с нее, ни с тех, кто будет прикрывать всякие ее дела».— Передала соседка его слова.
А вскоре и сам Семенов пожаловал к Марии.
—Ты под моим надзором!
Он потребовал, чтобы девушка вышла за него замуж. Мария прикинулась больной,
Комсомолку мучила мысль: «Что делать? Как связаться с партизанами?». Она боялась через порог ступить.
К счастью темной дождливой ночью конца октября в дом,
где проживала Мария Алексеева, проник посланец отряда (имя и фамилия его неизвестны). Ему-то она и передала подробности ареста ее л Ивановых, и указала, кто именно предал их— Павел Семенов.
Посланцу отряда стало известно: перед тем, как Мария была выпущена, ей разрешили повидаться с Анной, и та шепнула» подруге, обняв ее на прощанье: «Если я погибну, передай Петру Даниловичу, комиссару, все пытки перенесу,* но партизан не выдам, Родине не изменю»...
И еще узнал посланец отряда, и это было самое страшное: совсем недавно к Марии вновь приходил Семенов, приставал к ней, но ничего не добившись, злобно сказал.
—А твоих-то, батьку с дочкой, Ивановых, — кокнули. И тебя ждет тоже, если…
Посланец отряда, ходивший на связь с Марией, все сообщенное ею, подробно передал командованию. Его сведения дополнил связной, побывавший в Андреевском. Митрофана Иванова рас стреляли за огородами села 25 октября, не разрешив проститься с дочерью. Затем вывели Анну, показали труп отца и повернули лицом к воронке, заполнен ной водой. В белой кофточке, окровавленной от побоев, стояла отважная девушка под наведенными на, нее дулами винтовок. В последний момент хотела повернуться, взглянуть в глаза палачам, но не успела. Ей выстрелили в спину. Анна упала в воду, поднялась, хотела что-то выкрикнуть, но кровь хлынула изо рта. Ее убили вторым выстрелом. Эту казнь видели жители села Андреевского (ныне Днепровское).
В последних числах октября Куркин и Куряков с партизана ми пришли в Аносиху.
Выставив дозоры, Куркин собрал жителей на сходку. Много людей пришло послушать комиссара. Он говорил о положении на фронтах, о борьбе советских людей против немецко-фашистских оккупантов и трудностях этой борьбы. Сказал он и о том, что колхозники деревни Аносихи, как и многих других деревень, совершают патриотический подвиг, срывая мероприятия оккупантов и помогая партизанам.
—Но погибли ваши однодеревенцы, —дрогнувшим голосом произнес Куркин.
Жители деревни поддержали Куркина: расстрелять предателя Семенова!
-Он сбежал! — выкрикнул кто-то из толпы.
—Далеко не уйдет! — заверил комиссар.
Дом предателя был сожжен, а самого его через несколько дней поймал и расстрелял Василий Соколов —старший полицейский из Паршина.
Аносиха осталась, как и прежде, одним из важных форпостов партизанского отряда «Народный мститель» подпольных райкомов партии и комсомола в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками. Обязанности связной номер один теперь выполняла комсомолка, учительница Мария Алексеева.
Партизанский отряд «Народный мститель» явился той притягательной силой, которая привлекла к себе и объединила сот ни бойцов и офицеров, оказавшихся после отступления 39-й армии за линией фронта. Все они были переданы представителю штаба Западного фронта капитану Василию Федоровичу Артеменко, который специально для этого перебазировался с группой командиров и политработников Красной Армии из Новодугинско го района в Починковский лес. Из бойцов - окруженцев было создано два партизанских отряда— «За Родину» и имени Вороши лова.
Базы воинских партизанских отрядов располагались в близком соседстве с лагерем отряда «Народный мститель» и Петраков часто встречался с капитаном Артеменко.
В одну из таких встреч Артеменко сообщил Петракову, что по рации получено указание штаба Западного фронта и штаба партизанского движения подорвать мосты и заминировать дороги, по которым движется вражеский транспорт. «Народному мстителю» была отведена зона действия на большаке Андреевское - Сычевка и проселках, выходящих к нему.
Дело это было для партизан незнакомым, и все же Петраков горячо взялся за него. Нашелся в отряде и сапер—подрывник
Иван Еврох. Он знал многие минные поля на территории Андреевского - Новодугинского районов. Петраков выделил ему в помощь группу партизан. Еврох вместе с ними снял сотни мин и принес в отряд. Благодаря этому большак и примыкавшие к нему грунтовые дороги во многих местах были заминированы. Вскоре мины дали о себе знать. У деревни Ломы подорвалась грузовая машина, четыре гитлеровца погибли. Близ деревни Шебоново наскочил, на мину тягач, сопровождавшее его два солдата были разорваны на части, за тягачем следовали машины, и они застряли, минеры-партизаны обстреляли их. На дороге 'остались остовы машин и не сколько трупов гитлеровцев.
Подорвалась грузовая автомашина с солдатами на дороге между Леуздовом и Ереминым. Машина загорелась, в кузове были боеприпасы, и они взорвались. Неподалеку от деревни Безымянки подорвался гусеничный тягач.
На мосту близ Андреевского наскочила на мину легковая машина, в которой ехали офицеры. Взлетел и мост на реке Днепрец, когда по нему перебирался на подводах отряд полицаев.
В эти дни отряд, маневрируя, перебазировался на резервную стоянку неподалеку от Ильюшкина. Построили шалаши.
Разведчики донесли, что гитлеровцы из Ильюшкина ездят за пиломатериалом, заготовленным еще перед войной на юго-восточной окраине Починковского леса. Петраков приказал Евроху заминировать и эту дорогу, а чтобы совсем отбить охоту у оккупантов проникать в лес, который партизаны считали своим, он выставил дозор между деревнями Бронево и Ер маки, на повороте к Ильюшкину.
Дозорные вовремя заметили ехавших на подводах фашистов и полицаев общим числом до полусотни. Партизаны обстреляли их: Ответив огнем из автоматов и пулеметов, враги, как ни в чем не бывало, поехали дальше. Но вот в километре от Ильюшкина подорвалась первая повозка. Через десять метров на мину наехала еще повозка. К взрыву прибавились дружные залпы партизан из засады. Оставшиеся в живых оккупанты бросились наутек....
—Теперь непременно пожалуют к нам в гости,— сказал Куркин.
Как в воду глядел — гитлеровцы нашли резервную стоянку партизан.
Однажды в полдень тронутый осенней позолотой лес, будто насторожился. Не было ветра. И не было никаких признаков жизни у шалашей, притаившихся среди осин и берез. Предупрежденный разведчиками Петраков отвел партизан вглубь леса. На лагерь, не встречая сопротивления, наступали сотни полторы гитлеровцев и полицаев.
Вот уже первая цепь гитлеровцев вступила в лагерь и, на какое-то мгновение в растерянности остановилась. Оккупанты увидели перед собой прибитый к березе большой лист фанеры, на котором рукой неизвестного художника —партизана был искус но выписан углем карикатурный портрет Гитлера —чуб дыбом, выпученные глаза лезут на лоб, а под носом с раздутыми ноздрями—партизанский кукиш.
Партизанский кукиш получили вояки фюрера не только на карикатуре, но и на деле. Партизаны напали на гитлеровцев и обратили их в паническое бегство.
Н. ПАВЛОВ.
