Им светили звезды. ВЗРЫВЫ ПРОДОЛЖАЮТСЯ.
;) |
|||
| |||
26 сентября 1942 года, в 3 часа дня, на участке Вязьма — Касня прошел поезд с балластом, а вечером по железной дороге снова двинулись эшелоны к фронту. Партизаны стали готовиться к новой диверсии — неустанно работали разведчики, Суетнов каждую ночь выходил на связь со своими наблюдателями, собирались в дорогу подрывники.
28 сентября вечером они отправились к Касне. Вести группу поручили Анне Матвеевой и командиру отделения Петру Куранину. Подрывники отошли на полкилометра южнее от того места, где взорвали эшелон прошлый раз, осмотрелись и приступили к делу: Петр Куранин и Виктор Розанов работали на полотне, Анна Матвеева, Виктор Медведев, Василий Чибисов, и Мария Суханова охраняли их. Фугас заложили быстро, без помех. Потянулись долгие минуты ожидания. Шагали и перекликались патрули, шелестели под ветром опавшие листья, и только шестеро молодых людей молча лежали на остывшей земле, незаметно ежась от холода и волнения — они-то знали, что тишина и спокойствие этой ночи обманчивы и коротки. Чтобы не подвергать всех одинаковой опасности и обезопасить себя с тыла, комиссар разрешила Куранину, Розанову и Сухановой отойти подальше от места взрыва, к перекрестку дорог, и те не спеша исчезли в темноте. У насыпи остались Матвеева, Медведев и Чибисов.
Фугас взорвали под паровозом с помощью шнура, и, увидев, как он, разбрасывая горящий уголь, опрокинулся и пополз вниз, увлекая за собой вагоны, полу - оглушенные лязгом и грохотом взрыва, партизаны бросилась бежать. На перекрестке товарищей уже не было — что показалось им вполне нормальным, они спешили в перед, прислушиваясь к беспорядочной стрельбе, а стреляли вокруг: у железной дороги, у деревни Ефрешово, со стороны водокачки и позади них, на юге.
Выбравшись из зоны огня, попытались разыскать бежавших впереди — свистели, стреляли в воздух, подавали условленные сигналы — ответа не было. Считая, что Куранин, Розанов и Суханова ушли далеко вперед, они двинулись к базе и только в лагере поняли свою ошибку. Трое подрывников не пришли ни в ту, ни в следующую ночь. Выяснять их судьбу отправились Митя Артемов и Тамара Соломатина. Разведчики возвратились усталые, досадуя на свое бессилие помочь товарищам или узнать об их участи — район взрыва оцеплен вражескими войсками. Печальная тишина установилась в лагере, хотя жила еще зыбкая надежда, что ребята где-то притаились и не могут сейчас покинуть свое убежище (в жизни партизан такие случаи были), но эта надежда уменьшалась с каждым часом. Лопатин злился на себя, сгоряча ругал Куранина, Аня Матвеева вышла из землянки с покрасневшими от слез глазами, а в стороне лагеря, обняв холодный гладкий ствол осины, плакал Вася Чибисов, по-мальчишечьи всхлипывая и размазывая слезы.
Вася был ровесником Вити Розанова, ему недавно исполнилось 17 лет. Родился в Мальцеве, что в пяти километрах от города Юхнова. Война изменила все его мечты и планы. В то первое военное лето он много работал, потом помогал выходившим из окружения: был у них проводником, носил в лес хлеб и картошку, собирал патроны. Зимой начались многодневные бои на их земле, в лютые морозы фашисты выгнали жителей Мальцева из деревни, предоставив их самим себе. Когда советские войска освободили Юхнов (5 марта 1942 года), Чибисовы вернулись к родному пепелищу. Грамотного, серьезного юношу утвердили секретарем сельского Совета. Работы было много, но Вася считал, что здесь справятся без него, а ему пора на фронт, и через райком комсомола он был направлен в партизанский отряд.
Страшнее всего сказать об этом матери, он знал, как трудно будет ей с тремя младшими — отец на фронте, дом фашисты сожгли, жили в землянке, питались лепешками из травы. Он обнял мать и сказал всего два слова:
— Ухожу, мама...
Она побледнела и, теряя сознание, повисла на руках сына — он был ее опорой, ее надеждой, заботливый и умный ее мальчик.
— Мама, мама... Что же ты?..
Она медленно выпрямилась, опираясь на плечо Васи, и долго-долго молча смотрела в его лицо.
— Мама, если я не пойду, другой не пойдет, кто же их гнать будет? Всем трудно, мама... Я вернусь!
Он гладил ее волосы, ее шершавые руки, все еще не отпускавшие его, но по тому, как они крепли, чувствовал, что мать все понимает. Ведь она — мать.
— Я вернусь, мама,— повторял он...
В отряде Вася был смелым, исполнительным, очень серьезным, говорил обычно мало, казался замкнутым и, конечно, считал слезы человеческой слабостью, но, поняв, что Петя, Витя и Маша уже никогда не вернутся к своим матерям, он, спрятавшись в осиннике, безутешно плакал.
Судьбу пропавших товарищей выяснили значительно позже, с помощью местных жителей. После взрыва они бросились бежать из опасной зоны, считая, что остальные их догонят. Так и было бы. Но у деревни Ефремово партизаны столкнулись с большим отрядом гитлеровских солдат, поднятых по тревоге и бежавших к месту взрыва. В неравной схватке с ними юноши пытались прикрыть, спасти Машу, но и она погибла. Движение по железной дороге было прервано на этот раз дорогой ценой.
Пока оккупанты разбирали завал и восстанавливали путь на участке Вязьма — Касня, Суетнов и Лопатин готовили диверсию на железной дороге Вязьма — Москва. Вечером 1 октября две группы подрывников — Антонова из отряда «Реванш» и Иванова из отряда имени Дзержинского — отправились к Шаховке, в километре от. этой деревни, на перегоне Мещерская — Туманово предполагалось произвести взрыв поезда с военными грузами.
Прошли километров десять. Дальше, не разведав обстановку, двигаться было опасно — на пути река Касня и деревни, где часто квартировали оккупанты. Петро оставил с молодыми партизанами Григорьева, а сам
Гонцовым, Кузнецовым, Смирновым и Сураевым отправился на разведку в деревню, строения которой темнели на берегу реки. Сураев знал, где живет староста. Постучал к нему в окно.
—Кто такие?— прохрипел мужской голос.
—Полиция!— ответил Антонов.
В доме зажгли лампу, дверь открылась, и они вошли в Избу.
—Партизаны у вас бывают?— с ходу спросил Антонов, продолжая начатую игру.
—Дней десять назад заходили...
—Какие меры принял?
—Доложил начальству. А ловить их ваше дело — у меня и оружия нет.
—А где сейчас партизаны?
—Где?! В лесу, за Марковом.
—Немцы прочесывали тот лес...
—Прочесывали!..— усмехнулся староста.
—А ты, видно, сорочьи яйца ел: все знаешь. Расскажи-ка лучше, что у вас тут нового.
Не в меру словоохотливый староста доложил обстановку в округе. Партизаны двинулись к выходу.
—Может, есть хотите? Поужинайте...
—Некогда. Завтра зайдем,— пообещал Антонов, выходя в сени;
—И никому ни слова о том, что мы у тебя были,— предупредил Гонцов.
Когда вышли из деревни, Митя не удержался, высказал свои сомнения:
—К такому заходить опасно. Выдаст, болтовни ради.
—Придется зайти...
В ту ночь партизаны перешли в лес за Бровкино и расположились отдыхать. Спали недолго — разбудили их громкие выкрики и лай собак. По дороге от деревни двигался большой отряд пеших и конных гитлеровцев. Партизаны отползли подальше от дороги, в глубь леса, где трава была выше и гуще, приготовились к схватке— каждый понимал: бой может стать последним в их жизни. Митя пошептался с Петром и вынул из мешка связки тола, вставил взрыватели... Каратели прошли по лесной дороге, не заметив партизан.
Вечером подрывники лежали у железнодорожной насыпи. Взрыв готовили тем же способом, что и предыдущие, только на этот раз закладывали под рельс два заряда, один от другого на расстоянии 20—30 метров. На полотно поднялись Антонов и Гонцов, в другом месте — Иванов и Медведев. Иван Сураев, Борис Смирнов, Дмитрий Кузнецов, Иван Григорьев, Вася Чибисов, Николай Вергунов и Зина Костюхина охраняли их с трех сторон. И вдруг Смирнов просигналил тревогу. Сползли с насыпи. Борис доложил, что через полотно метнулась тень, словно кто-то перебежал его и скрылся в кювете за насыпью. Подрывники затаились, прислушались.
— Смотрите в оба,— приказал Антонов.
Что делать? Вынуть заряд и уходить? Поставить взрыватели и ждать?.. Дорога в две колеи, им хотелось взорвать эшелон, идущий к фронту,— минировали справа. Но один поезд из Вязьмы прошел, когда они только пробирались к полотну, следующий ожидать долго, а там, в кювете, возможно, притаился хитрый, осторожный враг. Мысли Антонова метались, обрывая одна другую. В Туманове, а может быть даже ближе, свистнул паровоз — решение пришло мгновенно:
— По местам! Иванов, взрывчатку под московский путь!
Работали быстро. Шашки тола переложили под рельс второго пути, закрепили взрыватели и скатились с насыпи. Эшелон приближался... Теперь Антонов верил: что бы ни случилось с ним, поезда сегодня перегон не пройдут.
— Уходите, ребята!— приказал он.
Из-за насыпи раздался выстрел, но, к радости партизан, машинист скорость не сбавлял. Второго выстрела охранника никто не услыхал — его заглушил двойной взрыв. Эшелон с неприятельскими солдатами был разбит вдребезги.
На обратном пути зашли к знакомому старосте. Ели обещанный накануне ужин. Хозяину явно хотелось выведать, куда и зачем ходили полицаи, но партизаны ели молча. Поблагодарив хозяйку, которая за все время не проронила ни слова, они встали из-за стола. После ужина им дали еще в дорогу кусок сала, хлеба и соленых огурцов, что они охотно прихватили для ожидавших их товарищей.
— Ты,— Антонов вплотную подошел к хозяину
-дойди и доложи своему начальству, что кормил партизан.
Староста онемел. Лицо его мелко, испуганно задрожало.
— Запомни, в вашей местности партизан нет. Ты Их никогда не видел,— Петро говорил четко, делая паузы после каждого слова, будто вбивал их одно за другим в память человека, стоявшего перед ним.— Понял? Забудешь — обижайся на себя.
Староста заметно оживился и кивал головой, подтверждая, что все хорошо понял. Подрывники вышли из дома и скрылись в темноте.
Вместе с разведданными для 5-й армии Андрей Орлов добросовестно передавал сообщения Михаила Лопатина для 20-й армии. Но штаб 20-й армии по-прежнему молчал. Видимо, не хватало мощности радиостанции для связи с ним. А контакт с оперативной группой Лопатину был просто необходим: начинались заморозки, полулетнее обмундирование партизан не годилось для жизни под открытым небом, уходили последние дни осени, благоприятные для проведения диверсий, им нужен был тол, прежде всего тол, пока не выпал снег, пока фашистские разведчики не обнаружили лагерь. Проводив Васю Чугаева на Большую землю, Лопатин не был уверен, удалось ли ему перейти линию фронта и передать по назначению отправленное донесение. Координаты были указаны, а самолетов нет. Сплошная неизвестность. Вот почему, не ожидая возвращения подрывников из Тумановского района, Лопатин решил снова отправить посыльного через линию фронта. На этот раз Аню Горбачеву. В донесении он писал, что движение на дороге Вязьма — Ржев остановлено, настроение у бойцов отряда хорошее, попросил сбросить теплую одежду и тол.
«...Как-то вечером в начале октября,— вспоминает А. Горбачева в письме,— сидели у костра М. Лопатин, А. Кривенков, Н. Бурыкина, В. Чибисов, я и еще кто-то. Михаил говорит, что связи нет, известия от Чугаева нет, надо кого-то послать. Говорил с одной девчонкой, но она отказалась идти через линию фронта, боится. Вот тогда, подумав, я сказала в присутствии всех, тихо и спокойно: «Миша, я пойду». Он был вначале несколько удивлен, но тут же, взглянув на меня, согласился: «Готовься». Стала я готовить обувь, одежду. Лида Кал
нина в это время была на задании. Я переживала, что с ней не придется проститься. Лопатин дал мне карту, чтобы я изучила села, деревни, какие мне надо пройти к линии фронта. Меня переодели во все гражданское. Радистка отдала свой серый бушлат и свои маленькие сапожки, а мой бушлат и сапоги просторные, сорок второго размера, взяла себе. Связному между отрядами, звали его, кажется, Саша, отдала гимнастерку, брюки, а взамен взяла пиджак серовато-бежевого цвета. Те, кто знал, что ухожу, надавали мне адресов родных с просьбой написать в штабе армии и отправить письма о том, что они живы-здоровы. Донесение и адреса я зашила в маленький мешочек и прочной ниткой привязала к поясу, чтобы в случае чего можно было его незаметно уничтожить.
Линию фронта я перешла удачно, донесение передала майору Шилову. Прочитав его и выслушав мой рассказ, он отправил меня отдыхать в деревню Аннино, где были наши товарищи, не уходившие в тыл врага. Там был и Вася Чугаев».
...Грохот крушения трех эшелонов в течение девяти суток, взрывы на железнодорожных перегонах отозвались тревожными звонками в квартирах вражеских комендантов, в кабинетах отделения СД и полиции. В результате в районе станций Касня и Мещерская появились новые подразделения оккупационных войск и большие отряды карателей, усилилась охрана дорог. Активизировалась деятельность вражеских агентов и районной полиции. В один из первых дней октября в Игнаткове внезапно появились каратели, им уже было известно, кто есть кто, и арестовали Е. И. Смирнову, жену Бориса — партизана отряда «Реванш», ее родственницу А. И. Смирнову, у которой некоторое время жил будущий партизан Вергунов, связного отряда «Реванш» Володю Тимофеева и его сестру Анну. Когда в штабе отряда узнали о налете на Игнатково, никто не усомнился, что каратели действовали по указке человека осведомленного. Через местных полицейских партизаны узнали также, что арестованных угнали в Вязьму. Но операцию по освобождению Володи и женщин ^Пришлось отложить, потому что в жизни отряда произошли чрезвычайные события.
Дня три спустя после последнего взрыва на железной дороге Вязьма — Гжатск староста деревни Алхимово, вернувшись с совещания в волостной управе, объявил женщинам, что приказано освободить дома, расположенные около леса.
— Бой будет с партизанами, а к нам, вишь, лазарет приедет — разместить требуют...
В этот же день староста деревни Иванчищево И. С. Смирнов, увидев в огороде Добрынину, собиравшую остатки овощей, подошел поближе, будто из простого крестьянского любопытства.
— Убираешься, Петровна?
У зимы объедков не бывает — пригодится и эта мелочь.
—А у меня, понимаешь, забота: не сегодня, так завтра солдаты наедут, партизан ловить будут, опять размещать по домам придется.
Постоял еще немного у плетня и пошел вдоль улицы, не оглядываясь. От волнения у Евдокии Петровны онемели руки, несколько секунд она так и стояла с кочаном капусты в руках, потом бросила его и решительно зашагала к дому. Зашла во двор, приоткрыла ворота и, стегнув коня, приказала:
— Пошел, Мальчик! Прямо!
Конь тряхнул гривой и ленивой трусцой побежал вдоль картофельных гряд к лесу. Бросив в решето две-три горсти овса, Евдокия Петровна выбежала вслед за конем.
— Мальчик!.. Мальчик!..
В лесу на ее голос вышел спокойный, всегда приветливый Иван Скрипка.
— Уходите! Завтра будет облава,— прошептала она, тяжело дыша после быстрой ходьбы и пережитого волнения.
-— Спасибо, Евдокия Петровна, не волнуйтесь. Мы уже знаем".
Она облегченно вздохнула, взяла коня за гриву и, не торопясь, повела его домой.
Вечером 7 октября отряды ушли из Марковского леса. А утром следующего дня деревни Мининского сельсовета заполнили оккупанты. Силы, вполне достаточные для боя с хорошо вооруженной воинской частью, окружили лес. После обстрела из минометов в него двинулись каратели...
