Им светили звезды. ДВИЖЕНИЕ ОСТАНОВЛЕНО.

А.И.Щербакова, разведчица подрывник

Иван Скрипка сменил постовых и не спеша возвращался к своей землянке. В лесу стояла мирная светлая тишина. Длинные нити солнечных лучей, пробиваясь сквозь ажурную пелену поредевшей листвы, тянулись к земле, освещая нежно-белые стволы и золотую седину берез, осыпали глянцем пунцовые кисти рябины и зелень молодой поросли. Каждое дерево излучало какой-то особый внутренний свет, даривший миру тепло и чувство непрерывного движения жизни. Он словно впервые увидел это волшебное свечение, это легкое, неслышное передвижение красок и света, и в нем самом, где-то в глубинах его души, рождалась чистая и радостная мелодия движения, обновления.

Иван был создан природой для музыки: перед войной — солист учебно-духового оркестра Московской государственной консерватории имени Чайковского. 4 июля 1941 года оркестр почти в полном составе записался в народное ополчение. В отряде немногие знали о его профессии, сам он не говорил о ней, и теперь его абсолютный слух был нужен только в разведке или в засаде. Стройный, веселый, обаятельный музыкант стал деловым, смелым и находчивым начальником штаба партизанского отряда.

После подрыва рельсов 8 сентября 1942 года оккупанты вырубили лес вдоль полотна дороги, срубленные деревья и кустарники умышленно не убирали, перейти эту полосу без того, чтобы ветки не хрустнули, стало невозможно. Во многих местах вдоль кюветов появились малозаметные проволочные заграждения.

Скрипка с группой бойцов провел разведку подходов к железной дороге. Разведчики нашли участки, где все же можно было перейти полотно без шума, чем немедленно воспользовался командир отряда. Суетнов с 15 партизанами совершил трехдневный поход в Вяземский район к Артеменко.

Северо-западнее города Вязьмы в октябре 1941 года вели тяжелые бои в окружении наши войска под командованием генерала М. Ф. Лукина. Здесь осталось оружие разных видов, боеприпасы, военное имущество. Часть его была собрана населением и передана соединениям 11-го кавалерийского корпуса под командованием полковника С. В. Соколова, прорвавшимся к автограде Москва — Минск западнее Вязьмы в конце Жваря 1942 года; часть — осталась в лесах и тайниках. Партизаны отряда «За Родину», созданного оперативной группой Артеменко, разместившись в лесу западнее деревни Дробыши, продолжали собирать оружие. Суетнов надеялся с помощью их и местного населения Пополнить боезапас своего отряда. Расчеты его в какой-то мере оправдались — из Вяземского района партизаны принесли три ручных пулемета, патроны к ним, артиллерийские снаряды и несколько винтовок.

Скрипка занимался устройством лагеря. Раньше партизаны собирались сюда на день-два, чтобы отоспаться, обдумать маршруты очередных поисков, и уходили на разведку или в засаду — лагерь часто пустовал. И было в нем всего две примитивно сделанные землянки. С приходом сюда дзержинцев Лопатина и разведчиков 5-й армии жизнь в лагере изменилась: здесь постоянно находилась радистка с рацией, образовался небольшой склад оружия, боеприпасов и продовольствия, рядом с неприметными землянками Суетнова горбились парусиновые палатки комсомольского отряда. Это заставило организовать постоянную охрану лагеря. Установили круглосуточные посты, около землянок замаскировали готовые к бою пулеметы.

23 сентября 1942 года после полудня партизаны стали собираться на боевые операции. Лопатин готовился к диверсии под Касней, подрывники отряда Суетнова получили задание взорвать железнодорожный путь на перегоне Мещерская — Туманово. Командовал группой Антонов. Постоянными спутниками его были Дмитрий Гонцов, Иван Сураев, Иван Григорьев, Борис Смирнов, Дмитрий Кузнецов, Андрей Мамаев. Разные по характеру, по довоенным профессиям, эти люди прекрасно дополняли друг друга, каждый из них хорошо знал свое дело. Митя Гонцов — сильный, спокойный, находчивый и очень надежный человек, помогал Антонову и Мамаеву закладывать фугасы. Все остальные, кто участвовал в операции, охраняли их.

Зашло солнце. В лесу быстро сгустились сумерки. Подрывники вышли из лагеря. Антонов со своей группой двинулся по известным ему тропам на восток.

Лопатин повел своих бойцов на юг, до высоты 242,1, отсюда — к полотну в том месте, где оно делает поворот, пробирались осторожно — хруст ветки, чмокнувшая под сапогом вода, любой звук, неожиданный в тишине позднего вечера, мог насторожить охрану. У насыпи дзержинцы прижались к земле и переждали, пока пройдет патруль. Охранники ходили не торопясь, стуча тяжелыми сапогами по шпалам, встречаясь на границе своих участков, перекликались, иногда останавливались и недолго разговаривали, их голоса и шаги слышны были издалека.

Патруль прошел. Время до его возвращения вычислено и многократно проверено разведчиками — каждая секунда дорога. Михаил Лопатин и Юра Федоров, семнадцатилетний командир отделения, быстро поднялись на насыпь, финскими ножами вырыли ямку под рельсом, уложили в нее связку толовых шашек. Витя Медведев, Наташа Бурыкина и Валя Дрогова охраняли их... Вставлен взрыватель, закреплен шнур, разровнена щебенка. Лопатин и Федоров сползли с насыпи, по их сигналу покинули свои посты остальные партизаны. Они миновали полосу отчуждения, прошли еще несколько метров и снова прижались к земле. Самое опасное и трудное сделано, но почему-то именно теперь нахлынуло волнение, нараставшее тем сильнее, чем напряженнее они вслушивались в неясные шорохи ночи. Взошла луна, холодная, ущербная, лениво поднялась над горизонтом и скрылась за облаком. Прошагал патруль. А время будто остановилось — так мучительно долго тянулись эти минуты ожидания.

Валя Дрогова подняла голову, прислушиваясь — порыв ветра донес знакомый, характерный шум поезда. По осторожному, молчаливому движению товарищей поняла, что и они слышат приближение поезда. Шум нарастал... Стучали колеса состава. Громко и тревожно стучало ее сердце: что-то будет сейчас? И вот темная сипящая громада паровоза стремительно ворвалась на не закрытый лесом участок пути.

— Взрыв!— тихо приказал Лопатин.

Перед носом паровоза сверкнули острые лезвия пламени, от мощного взрыва дрогнула земля, и огромная сильная машина, кренясь на бок, пошла с откоса...

Первую половину пути они бежали, иногда останавливаясь, чтобы осмотреться и прислушаться к беспорядочной стрельбе у железной дороги и восточнее ее. Когда миновали Ефремово и перебрались через реку Касню, почувствовали себя почти в безопасности: Коронаново можно обойти по перелескам, а дальше — свои, партизанские деревни Васьково и Русаново...

В лагере было совсем тихо, но никто не спал, ожидая их возвращения.

Следующие сутки в лесу сохранялась такая же невозмутимая тишина. Днем разведчики вышли на задание, вечером Суетнов отправился на явку. Вернулись они почти одновременно. Сведения о результатах взрыва, добытые разведчиками и связными, не рознились: эшелон был с военными грузами, восемь вагонов уничтожено полностью, паровоз выведен из строя, место крушения оцеплено солдатами

— Никаких приказов по поводу диверсии местным властям не дано,— сообщил Суетнов.— Враги обескуражены событиями, вынюхивают: кто, какие люди подрывают дорогу.

К утру вернулись на базу и подрывники Антонова, веселые, довольные результатами вылазки. Они взорвали фугас на изгибе железной дороги у деревни Новоселиваново. Воодушевленные удачей, партизаны решили подорвать путь на другом участке, ближе к станции Мещерская, однако при подходе к полотну столкнулись с отрядом гитлеровцев и вынуждены были, отстреливаясь, уходить. Но не таскать же взрывчатку без толку! И они заминировали проселочную дорогу неподалеку от села Леонтьева. На этот раз была подорвана фашистская автомашина-фургон.

— Что случилось? Лопатин пришел?— услышав шум, спросил Суетнова Петро.

— Лопатин пришел, поезда ходить перестали.

— То-то я чувствую, кислорода в воздухе больше стало. И тишина... Молодцы, ребята!

Петро искренне радовался удаче дзержинцев, своей удаче, тишине на железнодорожном перегоне, но в голосе его Суетнов уловил горечь и понял: деятельному Антонову, знавшему подрывное дело лучше юных бойцов Лопатина, досадна их прошлая безоруженность,— будь взрывчатка, еще летом эта дорога стала бы дорогой смерти для оккупантов.

Следующий день, 25 сентября, в партизанском лагере начался обычно: подрывники отдыхали, Митя Огородников хлопотал у самодельной кухни, разведчики собирались в дорогу, группа Кошечкина изучала по карте свой маршрут. Она вышла из лагеря после обеда. Рядом с опытными партизанами шагали Саша Иванов, Витя Розанов, Дима Артемов, Надя Минина, Зина Костюхина, Маша Пупырева, Лида Калнина, Саша Куракин. Мимо Заовражья прошли без остановок, здесь относительно безопасно — и лес и жители деревни не раз укрывали партизан. Зато потом двигались с оглядкой, внимательно просматривая дороги, поля, примыкавшие к деревням. И тут на их пути оказалось хлебное поле—поле как поле, с бабками снопов, с посеревшей стерней, его спокойно можно обогнуть по кромке болотца, но уйти просто так от него они не могли — по полю медленно двигалась машина, две женщины бросали в ее кузов снопы, третья — укладывала их. Почти автоматически, привычно и ловко работали женщины, но в каждом движении их чувствовалась усталость — повисали натруженные руки, с усилием сгибались спины, чтобы поднять очередную охапку снопов, а фашист, шедший рядом с машиной, покрикивал, очевидно, торопил.

—

Вот так и собираются жить: ты, рус, такой-сякой, работай, а он приказывать будет... Завоеватели!.. — Лицо Кошечкина потемнело, и весь он как-то напрягся.

—

Одной гранаты хватит?— спросил комиссар лежавшего рядом Розанова.

—

Хватит!

—

Семен, отведи ребят подальше. Без команды не подниматься! Идем!..

Вдвоем с Витей Розановым они придвинулись к дороге. Ожидали недолго. Фашист что-то крикнул женщинам, оставшимся на поле, и сел в кабину. Саша глянул на Розанова, тот стоял прислонившись к березе и следил за каждым жестом врага, карие глаза его смотрели деловито-спокойно, красивое тонкое лицо чуть побледнело, пухлые губы мяли стебелек клевера. Кошечкин вспомнил, что никогда не видел улыбки Виктора—Розанов был неразговорчив, всегда озабочен и хмур, должно быть, война обрушила на голову семнадцатилетнего парня большое горе. Какое? Спрашивать не время — автомашина тронулась с места. Саша махнул рукой, и они оба бросились на землю. Когда грузовик, покачиваясь на выбоинах, пересек роковую черту, Виктор на миг поднялся и бросил гранату в кабину.

Прокатился грохот взрыва, просвистели осколки, Саша осторожно поднял голову посмотрел на дорогу и спокойно встал на ноги — шофер и тот, кто хозяйничал на поле, больше не существовали, машина загорелась.

Потом они бежали через болото, петляли по едва заметным тропинкам, и наконец Кошечкин вывел партизан к хорошо укатанной дороге. У ее обочины они замаскировались и лежали долго, ожидая транспорт противника. В тот вечер отбили две подводы с продуктами, собранными у населения, и уничтожили еще двух Гитлеровских солдат.

В то время когда Кошечкин уводил своих партизан на операцию, постовые задержали Богданова, старосту деревни Русаново, торопливо шагавшего по опушке леса, и обратились к комиссару с вопросом, как им поступить с пришельцем.

—

Ты, Сашка, дурмана нанюхался? Куда тебя несет?— с ходу начал его воспитывать Кошечкин.— Сказано ведь — в лес не ходить!

—

Мне командир срочно нужен,— вытирая пот заношенной кепкой и сердито глядя на девушек с автоматами, повторял Богданов.

—

Доложите командиру!— приказал Кошечкин— Подожди здесь. В лес не суйся — подорвешься.

Комиссар говорил доверительно, стараясь смягчить свои первые слова, чтобы не оставить обиды в сердце хорошего человека. Вскоре на тропинке показался легкий на ногу, стремительный Суетнов.

—

Что случилось, Александрович?

—

Шакалы к вашему лесу тропу метят.

—

Говори понятней.

—

Подозрительные мужики в деревне целый день прохлаждаются.

—

Чем подозрительны?

—

Сытые они... Понимаешь? Говорят, из лагеря бежали, а сытые.

—

Пригляди за ними до вечера. Стемнеет — придем.

—

Смотрите! Подлое дело затевается,— предупредил Богданов, косясь в сторону девушек, притаившихся в зарослях.

—

Не сердись. Они службу несут.

Богданов примирительно махнул рукой, козырнул

на прощанье командиру и заспешил обратно в деревню.

Вечером Скрипка с тремя партизанами явился в Русаново. Александр Александрович, встретив их, молча развел руками — незнакомцы исчезли. Целый день они были в деревне, появлялись то тут, то там, видели их многие, разговаривали с ними. К вечеру как в воду канули.

Утром следующего дня в деревню пошли Антонов и Григорьев. Зина Ратникова сказала, что «гости» снова явились и пошли к старосте... За большим крестьянским столом спокойно расПОЛОЖИЛИСЬ два молодца В полувоенной форме — пили чай, ни один из них даже бровью не повел в сторону Антонова, вошедшего в избу. Их тут же задержали, обыскали. Оружия у них не было. Третьего нашли по их подсказке во дворе, в стогу сена, он был худ, изможден, но от завтрака в доме старосты отказался — боялся засады. Убедившись, что попал к партизанам, рассказал, как бежал из лагеря военнопленных, как случайно встретил своих спутников, они назвались окруженцами, которые ищут партизанский отряд, действующий где-то поблизости.

Богданов не ошибся. Даже внешний вид «окруженцев» вызывал подозрение, при тщательном обыске у них нашли документы, удостоверявшие их личности и деятельность в пользу фашистской разведки.

— С этими двумя все ясно. Отправим их к Артеменко — пусть познакомится,— предложил Суетнов.— По-моему, это первая попытка СД подослать к нам своих агентов.

Скрипка добавил:

— Учитывая здешнюю обстановку, отправим туда и третьего, хотя он никаких сомнений в честности не вымотает — просто ему там легче будет восстановить силы.

Ночью фашистские разведчики были доставлены в штаб оперативной группы.