Им светили звезды. ПОД ОТКРЫТЫМ НЕБОМ.
;) |
|||
| |||
20 декабря днем партизаны отдыхали. Аня Матвеева стояла на посту. Молодые елки закрывали ее от чужих глаз и пронизывающего ветра, но от мороза защитить не могли. Растирая немеющие пальцы, она внимательно глядела по сторонам, и вдруг, будто из снега, выросли двое полицейских, они осмотрелись и двинулись прямо к лагерю партизан. Аня выстрелила и закричала:
— Ребята, полиция!
На ее выстрел первыми выбежали Воевода, Антонов и Смирнов, из землянки девушек — Зина Костюхина и Надя Минина. Полицейские, не стреляя, побежали обратно, мужчины бросились им наперерез. Но в 200 метрах, в кустарнике появились фигуры в зеленых шинелях.
— Тезка, гитлеровцы! — крикнул бежавший впереди Воевода и упал, прошитый очередью.
Антонов, увидев шеренгу карателей, бросился на снег и стреляя короткими очередями, стал отползать. Рядом полз Смирнов. Автомат Антонова смолк — кончились патроны. Добравшись короткими перебежками до лежащего на снегу Воеводы, Петро схватил его автомат. Девчата ползком притащили диски.
;) |
|||
| |||
Смирнов вел огонь из своего автомата. Аня, отстреливаясь, отползла к землянке. Зина, укрывшись за комлем дерева, дала очередь по первому показавшемуся на глаза фашисту. Надя, лежавшая в снегу около землянки, не могла поднять голову, пули свистели над ней — каратели вели огонь по землянке, увидев, что из нее выскочили партизаны. Раздался четкий голос командира:
— К пулемету! Быстрей! Надя поползла к пулемету, ее опередил Вергунов.
Один за другим выбирались партизаны из землянки через пролом на месте дымового отверстия и сразу вступали в бой. Пулемет Вергунова и дружный огонь всех обороняющихся заставили гитлеровцев залечь. Теперь исход боя зависел от стойкости бойцов и их умения не тратить патроны зря.
— Стрелять только по цели,— предупредил Суетнов. Командир был спокоен. Его спокойствие передалось
всем бойцам. Прицельным огнем они не давали карателям поднять головы. Перестрелка продолжалась до вечера. Когда стали сгущаться сумерки, Суетнов приказал Огородникову и девушкам вытащить из землянки остатки продуктов и имущество. Отряд уходил из лагеря. Последними его оставили Антонов, Гонцов и Федоров — они минировали дорогу, проторенную товарищами. Утащили на плащ-палатке и тело Петра Воеводы.
Каратели видели, что партизаны оставили свои позиции, и пытались преследовать их. Два мощных взрыва заставили врагов снова прижаться к земле. Окоченевшие от холода, удрученные неудачей и потерями, все свое зло они выместили на землянках, забросав их гранатами и превратив партизанское жилье в огромную темную яму. Уверенные в том, что партизаны рассеяны, а их лагерь уничтожен, каратели ушли из леса.
Смолкли взрывы и выстрелы. Партизаны отошли от бывшего лагеря на значительное расстояние, запутывая следы, проверили, нет ли поблизости врага, и только тогда сделали остановку. Недосчитались трех товарищей, пятеро были ранены. Похоронили Петра Воеводу.
Сложив на снег небогатый груз, они сидели, прижавшись друг к другу, чтобы подольше сохранить тепло тел, разогревшихся при ходьбе. Молчали. Мучили холод, голод и нерешенный вопрос: где и как теперь, в декабрьскую стужу, оборудовать новую партизанскую стоянку. Тишину нарушил голос Мининой:
...в такую вот гололедь,
зубами вместе проляскав,
поймешь: нельзя
на людей жалеть ни одеяло, ни ласку...
—Ты, Надя, в восемнадцать лет поняла то, чего не только полицейская сволочь, но и благополучный мещанин за всю жизнь не поймет,— с горечью заметил Суетнов.— Запомни эту ночь. Когда-нибудь расскажешь о ней своим ученикам. Это Маяковский, да?
—Да, из Маяковского,— сказала Надя и продолжала: — Командир, а ты зришь вперед на десятилетия.
—Может быть. А пока я вижу, что Торбеевский лес для нас кончился, прощаясь, снимем шапки перед погибшими и перед ним.
Иван встал. За ним поднялись все и не спеша тронулись в путь...
Шли на запад. В поредевшем лесу буянил ветер: кружил взбитый ногами снег, швырял его в лица людей, злился, ударяясь о голые ветки осин, тоскливо свистел в мелколесье. Горестно и бесприютно в такую ночь под открытым небом. Вскоре лес кончился, пошли полем. Совсем рядом темнели избы деревни Чаусово.
— Зайдем,— решил командир.
Деревня, по старому обычаю, отмечала престольный праздник. В одном из домов собрались под вечер посидеть,, поговорить о том о сем пожилые люди, а с ними некоторые подростки, благо в религиозные праздники это не запрещалось оккупантами. Коля Пушкин и Петя Петровский, два подростка, которым не сиделось дома и на вечеринке делать нечего, возились на улице, меряя силу, и вдруг увидели, что на них смотрят из-за плетня люди в белых маскировочных халатах.
— Немцы в деревне есть? — тихо спросил один из них.
Подростки от неожиданности онемели.
— Не бойтесь, ребята, мы — партизаны. Вот смотрите,— он снял шапку и показал мальчишкам красноармейскую звездочку. Они подошли поближе, и завязался тихий разговор. Страх у ребят мгновенно исчез. Оказалось, что накануне каратели организовали в Чау-сове засаду — весь день и вечер сидели в домах колхозников, из деревни никого не выпускали. А в этот вечер только переводчик со своей подругой и двумя полицейскими для порядка приехал на эти посиделки.
Тут же родилась идея устроить переводчику, полицаям, а заодно и их прихвостням такое «веселье», чтобы им и всем чертям тошно стало.
— А ну-ка, парни, крикните погромче, что деревня горит,— сказал другой партизан, поменьше ростом.
Подросткам затея понравилась. Услыхав их крик, участники вечеринки ринулись на улицу. У крыльца с двух сторон стояли партизаны с автоматами. Люди поняли, в чем дело, и молча расходились по домам. Переводчик тоже выглянул из сеней и, увидев партизан, спрятался во дворе под сеном. Его тут же нашли. Полицейские, бросив оружие, разбежались. Во дворе стояла запряженная лошадь, партизаны положили в сани пулемет, винтовки полицейских, те запасы, что сумели вынести из лагеря, и продолжили путь.
Еще сидя у разоренной землянки 8 ноября, Суетнов понял, что сохранить отряд до весны в Торбеевском лесу они не смогут, следовательно, придется вывести партизан в Вяземский или Холм-Жирковский район, связаться с Артеменко и уже там решить, уходить ли на зиму в Вельские леса, где сосредоточились все остальные отряды оперативной группы, или продолжать маневры по перелескам соседних районов.
Отдыхали в лесу близ Курьянова. Костер разжигать нельзя — опять сидели плотной кучкой, переговариваясь шепотом. Разведчики ушли выяснять обстанов ку, девушкам поручили конвоировать переводчика-немца — командир считал, что хороший переводчик стоит любого офицера, и собирался отправить его через линию фронта. Но, как говорится, беда не приходит одна: выяснилось, что связи со штабом армии нет — рация отказала. Потеря связи лишала отряд поддержки Большой земли в самое трудное время.
Ночью часть партизан во главе с командиром снова ушла в разведку. Сведения, добытые разведчиками, не утешали: в Вяземском районе свирепствуют крупные подразделения карателей. Оставаться здесь опасно и бесполезно. Надо уходить. Куда? Еще осенью Суетнов узнал о существовании отряда или группы партизан в Григорьевском сельсовете Андреевского района, приходили оттуда в Торбеевский лес связные, Иван предложил им тогда действовать совместно, но встретиться с командиром группы так и не успел. С ответным визитом ходил туда Саша Иванов. И вот теперь командир направил Иванова, Куленева и Щербакову в Григорьевский сельсовет с заданием — связаться с местными партизанами и разведать обстановку в той части района.
На третью ночь, как договорились заранее, Скрипка с пятью бойцами пошел встречать Иванова, а привел в лес Володю и Васю — двух военнослужащих. У Володи свежая рана на ноге. Зина сделала перевязку, мужчины нарубили еловых веток и поставили еще один шалаш, чтобы укрыть раненого. Суетнов присел на кучу лапника у шалаша. Подошел Скрипка.
— Связи нет, значит, самолета не будет. Что делать с переводчиком?
— Возьмем с собой,— ответил Суетнов.
— Хотел бы знать куда? — не успокаивался Скрипка.
В ответ молчание.
— Командир, тут недалеко есть лесной завал и землянка,— подал голос из шалаша Володя.
— Где?
Володя начал объяснять, как найти завал, но Суетнов не был в лесу, о котором он говорил, поэтому Иван обратился к Михайлову:
— Трофим Михайлович, ты знаешь эти места?
— Лес, завал, деревни — знаю, землянку — не видел.
Вскоре цепочка людей двигалась по лесу, Володю тащили на лыжах, принесенных разведчиками. Девушкам показалось, что шли они в ту ночь долго-долго, а прошли всего километров восемь — просто обессилели они без отдыха и пищи. Добрались до деревни Дулово и зашли в дом, что стоял у самого леса. Хозяйка, немолодая приветливая женщина, затопила печь, поставила варить картошку. Мужчины отправились знакомиться со старостой, девушек и немца оставили в доме. Отогревшись, девчата сняли маскировочные халаты, шапки, бушлаты.
— Паненки! — удивился он.
— Партизанки, господин переводчик,— уточнила Аня.
Девушки быстро подружились с хозяйкой, называли ее просто Марфой, а та рассказывала им, что довелось здесь пережить людям за целый год под властью оккупантов и полицейских. Горестные рассказы женщины настораживали девушек. Обстановка в этой части района была куда сложнее, чем казалось простодушной Марфе Тупаковой.
Еще в конце января 1942 года, когда наши войска прорвали фронт противника западнее Ржева и наступали на юг, дивизии 11-го кавкорпуса на некоторое время перехватили автостраду Москва — Минск, части 46-й кавдивизии этого корпуса освободили деревни Дерново, Григорьевское, Ивановское, Ляды, Коробаново. Здесь проходил фронт. Многие мужчины освобожденных деревень пополнили части и подразделения кавдивизии, молодежь и женщины помогали бойцам Красной Армии — вели разведку, собирали оружие.
Не обошлось, правда, без жертв. 4 февраля на дороге из освобожденного Дернова в Мокрое, где были еще фашисты, оккупанты схватили Ксению Николаеву и Анну Донскую, жительниц села Григорьевского. На допросе разведчицы не признались, к кому и зачем шли в Мокрое. Однако допрашивавший офицер почему-то заподозрил, что с ними связана Таня Мельникова — дочь старосты этой деревни. Он приказал разведчиц повесить, а Таню привести к месту казни. Вешали девушек на липах посреди деревни. Видеть эту ужасную расправу никто не хотел — люди попрятались в дома, только Таня Мельникова под конвоем гитлеровских палачей, словно онемевшая, стояла посреди улицы. На третьей липе, рядом с девушками, каратели повесили советского военнослужащего, которого привели откуда-то в то же утро. Имя его. осталось неизвестным. 28 февраля оккупанты арестовали на дороге, ведущей из деревни Мокрое в Пищиково, и расстреляли колхозника П. Т. Семенова и учителя А. К. Коренева. Жителям деревень под страхом смертной казни запрещалось общение даже с родственниками, проживающими в других деревнях.
Весной фронт отодвинулся к границам Холм-Жирковского района. 2 июля 1942 года гитлеровские генералы начали операцию «Зейдлиц» с целью уничтожить советские войска, оборонявшие плацдарм юго-западнее Ржева. Частям 39-й армии и 11-го кавкорпуса пришлось вести тяжелые бои и пробиваться из окружения.
С уходом их из этого района здесь активизировалась деятельность оккупантов, полиции и вражеской агентуры.
5 сентября у села Григорьевского в перестрелке с врагом погибли лейтенанты А. В. Иванов и В. Д. Сухов из 39-й армии, а 23 сентября в Дулово прибыл отряд гитлеровцев. Они арестовали жителей деревни И. С. Черноусова и Е. А. Парменова, увезли их на допрос в село Высокое, где в то время располагался штаб вражеской части. После допроса их, раздетых и разутых, вывели за село и расстреляли.
В октябре отряд карателей нагрянул в Пищиково. Первым они арестовали четырнадцатилетнего Сашу Кононова, потом обыскали дома молодых женщин — Анастасии Ивановны Кононовой и Натальи Наумовны Архиповой. По мнению жителей деревни, ничего подозрительного при обыске не нашли, но и Сашу, и женщин увезли на допрос. Родные нашли их трупы со следами пыток.
19 октября к Новодугину пробиралась группа десантников под командой лейтенанта Веленгера Хуана Иглесиаса и политрука Гавриловича, которая остановилась на отдых в лесу около Дулова и тут же была окружена карателями. Десантники отчаянно сражались, в неравном бою они погибли почти все — вырвался из кольца врагов и пришел в отряд «Реванш» только Аль-берто Гонсальэж.
Эти факты говорят о том, что в районе деревень Мокрое — Дулово у гестапо были осведомители. В Березках часто квартировал карательный отряд, командовал которым фашистский офицер, а подручным у него был предатель с русской фамилией. В ту ночь староста деревни Дулово не все рассказал Суетнову, но разговор с ним все равно насторожил Ивана.
Утром партизаны изучали лес около Дулова, нашли маленькую землянку, в которой могли поместиться три-четыре взрослых человека, вместо двери — узкий лаз, запасного выхода не было.
— Мышеловка! — сказал Суетнов, увидев это тесное и опасное убежище местных партизан.
В землянку поместили Володю, остальные осваивали завал рядом с ней. Высоко подпиленные и согнутые деревья, упираясь верхушками в землю, должны были преградить путь немецким танкам осенью 1941 года. Фашисты обошли этот завал, как обошли противотанковые рвы, что копали женщины и подростки по берегам Днепра и Вазузы. В завале партизаны проторили ходы сообщения, под сучьями пригнутых деревьев разгребли снег и устроили шалаши, в которых можно было укрыться от ветра и даже развести маленький костер — найти лучшее жилье пока надежды не было.
Каждую ночь, как всегда, партизаны шли на задание — результаты вылазок не радовали. Кругом были оккупанты. 27 декабря командир отряда решил отправить через фронт радистку с неисправной рацией и последними сведениями о противнике. Для охраны ее и рации Суетнов послал 12 партизан во главе с Андреем Орловым.
К Марфе в Дулово ходили каждый вечер по очереди — погреться и поесть теплых щей. В тот вечер пошли впятером — Суетнов, Антонов, Гонцов, Костюхина и Григорьев. Не успела Марфа поставить на стол миску со щами — в наружную дверь постучали. Марфа открыла дверь в сени и, не выходя из избы, спросила:
—Кто здесь?
—Свои. Открой!
Нет, не так проста была Марфа. Молча, взмахом руки, она показала Суетнову на второй выход из дома и шагнула за порог, партизаны выбежали во двор. Гонцов первым перепрыгнул через сруб бани, состоявшей из четырех венцов, сбил прикладом метнувшегося к нему карателя, схватил Зину за ворот бушлата и перетащил через бревна. Все бежали к лесу. Из деревни наперерез им спешили каратели на лыжах. Добежав до отдельно стоявшего сарая, партизаны открыли огонь и стали отходить по одному, благо лес был рядом. Лыжники залегли.
Суетнов, отстреливаясь, продвигался к лесу последним. Каратели плотным огнем отсекли его от группы, и он уходил в сторону, был из виду. Небо расчерчивали трассирующие пули, стрельба усиливалась. Прогремел взрыв, за ним — другой.
— Командир пробивается,— отметил Антонов.— Надо ему помочь.
Партизаны продвигались по лесу к тому отрогу, куда, по их предположению, отходил командир.
Услышав стрельбу, Кошечкин и Скрипка тем временем вывели бойцов из завала — все были готовы вступить в бой, но каратели обстреливали лес и овраг, укрываясь за деревенскими постройками.
Суетнов оторвался от карателей. Увидев товарищей, остановился и присел на ствол сваленного дерева. Зина подошла к нему. Командир, согнувшись, откашливался, на свежем снегу темнели пятна крови.
—Иван, ты ранен?
—Нет. Пройдет...
—Тебе отлежаться надо.
—Уходить надо. Немедленно.
Всего несколько минут Суетнов позволил себе отдохнуть, и отряд двинулся из лесу. Володю тащили на лыжах. Без движения он коченел от холода и мог замерзнуть в пути. У деревни Мокрое Суетнов остановил отряд, командир й Несколько партизан с Володей зашли к старосте Никифору Мельникову. Никифор лежал на печке.
— Отец,— обратился к нему Суетнов,— у нас раненый, надо где-то спрятать его.
— Куда я дену раненого?
— Положи на печь, за свою спину! — посоветовал Иван.
В голосе командира Мельников уловил приказ, да и сам понимал, что раненого спасать надо, только очень уж много довелось ему слышать, что за малейшую помощь партизанам грозит казнь.
— Пусть остается...
Володю накормили, перевязали рану. Никифор слез с печки и стал копать яму под полом. В яме сделали постель, утром раненый залез в яму. Ночью он вылезал в комнату, днем лежал под полом.
Партизаны спешили покинуть окруженный врагами район. Переводчик, когда в завале поднялась тревога, поняв, что отряд остальных после допросов расстреляли недалеко от Анисимова.
После расстрела жителей деревни Мокрое Володя собрался уходить из дома Мельниковых. Жена Никифора, Марфа Павловна, и взрослая дочь Таня помогли ему сделать костыли из ухватов и ночью проводили в дорогу. Его арестовали в Григорьевском. Каким-то образом оккупанты дознались, что он скрывался в Мокром. 17 января каратели окружили дом Мельниковых. Марфу Павловну и Таню вывели из дома и расстреляли за двором. В доме осталось четверо сирот: старшей, Марии, было пятнадцать, младшему, Анатолию,— два года. Каратели свирепствовали.
23 января за связь с партизанами они расстреляли Бориса и Дмитрия Стуловых из Григорьевского, Сергея Бутова из Александровского2.
Не сумев поймать партизан, каратели, чтобы выслужиться перед начальством, расправились с безоружными патриотами и распространили слух, что разгромили партизанский отряд. По всему было видно, что и полицейские уверовали в свою безнаказанность, потому что вели себя нагло: обирали население, пьянствовали. Но однажды партизаны вернулись сюда, сделали остановку в лесу юго-западнее Ивановского.
...Был обычный зимний день. Негодяй, о злодеяниях которого хорошо знали в округе, изрядно опохмелившись, ехал из Березок в Дулово к друзьям продолжать попойку. Развалившись в санях, он пел во весь голос. Лощина, редкий кустарник, неприметный стожок сена. Возница, тоже нетрезвый, не слыхал выстрела, но песня оборвалась на полуслове, и он, оглянувшись на буйного «начальника», увидел запрокинутую голову с пятном крови на лбу. Испуганный возница круто развернул лошадь и помчал обратно в Березки. Увидев предателя мертвым, жители деревни облегченно вздохнули.
