Им светили звезды. ОТРЯД ПРОДОЛЖАЕТ БОРЬБУ.
Фашисты, пронюхав через своих агентов о вероятной дислокации партизан, стали обстреливать Торбеевский лес из минометов. Стреляли методически, по площадям, иногда мины рвались недалеко от партизанских землянок. Не только командиры, но и рядовые бойцы знали, что нападение карателей возможно в любой день и час, поэтому в лагере все были настороже: спали с винтовками и автоматами наготове, разговаривали вполголоса, ходили по лесу ограниченно, были усилены охрана, наблюдение.
Несмотря на такое тревожное положение отряда, активность партизан не снижалась. Отклик Большой земли, удачные диверсии, близость праздника Октября — все это поднимало настроение. Но день праздника в отряде был омрачен огромным несчастьем — 6 ноября, около 6 часов вечера, подорвался на мине Павел Подашков. Он лежал без сознания на окровавленной плащ-палатке. Зина Костюхина, Саша Щербакова и все, кто был в лагере, в эту ночь не отходили от него. Павла любили. Очень искренний, добросердечный, всегда готовый помочь, он был из тех людей, которые первыми поднимались в атаку, закрывали от пуль товарищей. Страшно было подумать, что этот сильный, жизнерадостный человек больше не встанет, не войдет в землянку с веселой шуткой и никого уже не позовет в очередной поиск.
Подашков умер на рассвете. Хоронили его, когда стало совсем светло. Молча стояли мужчины у неглубокой могилы, рыдали девушки, откровенно плакал Гриша Куленев, постоянный спутник Павла при выполнении заданий. На дереве у могильного холмика вырезали пятиконечную звезду, фамилию и дату гибели. Так и остался навсегда в Торбеевском лесу воентехник второго ранга Павел Григорьевич Подашков, коммунист, партизан, хороший человек, выросший в Судиславском районе Костромской области1.
7 ноября, когда радистка заканчивала сеанс связи со штабом армии, прибежал с дальнего поста часовой и доложил, что каратели идут по направлению к лагерю. Суетнов приказал всем из него уходить. Скрипка сматывал антенну, помогая радистке скорее снять рацию, из землянки выскочил Митя Огородников с винтовкой и ведром, полным только что приготовленногосупа.
—Куда суп девать?
—Не до него сейчас,— отвечал Скрипка.
Митя сгоряча выплеснул суп и побежал догонять товарищей. Суетнов уводил партизан в ольховые заросли, за которыми начинался участок леса, где летом пленные из лагеря в Санниках заготовляли дрова для оккупантов. Партизаны укрылись в зарослях и приготовились к бою. Каратели шли густой неровной цепью с востока на запад, захватывая неширокую полосу леса, шли не спеша, простреливая автоматными очередями кусты, бугорки, молодой ельник. Они прошли в двухстах—трехстах метрах от партизан, не обратив внимания на чахлый ольшаник, не заметив землянок.
Партизаны мерзли в кустах до вечера, но каратели не вернулись. Отогревшись в землянках, отрядные юмористы сочиняли анекдоты и представляли в лицах события минувшего дня, не до шуток было только повару Мите Огородникову, спешившему накормить отряд. А командиры вели между собой серьезный разговор. Они предполагали, что действия карателей одним заходом в лес не ограничатся. В эту ночь не послали дежурных на поляну, где ожидались самолеты с Большой земли: опасались засады карателей.
Утром Суетнов взял всех бойцов, отдыхавших на базе, кроме Мити, радистки и охраны, и повел к дороге, на которой он собирался встретить вражеских солдат, если' они снова явятся прочесывать лес. Однако они явились с другой стороны. Прибежал запыхавшийся часовой и доложил:
— Товарищ командир, немцы приближаются к лагерю через болото.
Партизаны бросились к землянкам, хотели спасти свое небогатое имущество. Радистка, повар, группа охраны, предупрежденные постовыми, отошли вглубь леса. К базе с трех сторон, окружая ее, двигались гитлеровцы, их было так много, что вступать в бой не имело смысла. Суетнов повел товарищей в другой квадрат
Леса. Слышно было3 как в лагере гремели взрывы — рвались партизанские мины, рвались гранаты карателей, громивших землянки, раздавались автоматные и винтовочные выстрелы. Но лагерь был пуст...
Базы больше не существовало. Суетнов расставил посты на дорогах к бывшему лагерю, чтобы, в случае засады, возвращавшиеся в лес партизаны, которые во время нападения фашистов выполняли боевые задания, не попали в беду.
8 ноября он созвал на совещание командиров групп, отделений и коммунистов для откровенного разговора о будущем. Дело в том, что с увеличением числа бойцов отряд постепенно терял свою первоначальную мобильность. В сложившейся обстановке это грозило смертью. Партизанам предстояло часто менять убежища и не раз ночевать под елками, а в отряде есть раненые, больные, девушки, и почти все плохо одеты. Командир уже отправил в деревню Симу Смирнову — постоянное беспокойство за детей, оставшихся на попечении соседей, подрывало и без того слабое здоровье женщины, она часто болела. Он не просто отправил ее из отряда, а договорился с Надей Семеновой из Сороколетова, что та устроит Симу к соседке Полине Шевалыкиной, поскольку у Семеновых слишком много было своих детей. Он посоветовал вернуться в деревню и Ане Тимофеевой— у нее не было родителей, а в доме "оставались без присмотра двое детей. Несколько человек, пришедших в отряд из деревень мининской округи в конце октября 1942 года, были тоже отпущены домой, но они оставались глазами и ушами партизан. Теперь Суетнов поставил на обсуждение товарищей вопрос о реорганизации отряда. Он предлагал оставить в Торбеевском лесу лишь часть партизан, чтобы снова создать здесь базу, а остальных переправить к капитану Артеменко, в Вельские леса, где положение было стабильнее и, следовательно, безопаснее. Коммунисты согласились с командиром. Той же ночью в отряд «За Родину» ушли Сергей Разумов, Василий Чибисов, Дмитрий Артемов, Николай Пименов, Лиза Левина, Альберто Гонсальэж — всего 20 человек во главе с лейтенантом Семеном Новожиловым.
Партизаны, оставшиеся в Торбеевском лесу, быстро выкопали две одинаковые землянки, расположенные совсем рядом. В них по обе стороны узкого прохода устроили нары, у задней стены, в углублении, очаг, над ним — отверстие для дыма, большое окно. На крыше одной из землянок установили и замаскировали трофейный пулемет. Надо было спешить, наступали холода, приближалась зима.
В тот день, когда работа по оборудованию базы была закончена, Валя передала Суетнову телеграмму. Шилов запрашивал, почему не дали сигналы самолету, предупреждал, что в ближайшие дни будут сбрасывать грузы для отряда, напоминал о задании — взять в плен неприятельского офицера.
Это задание на первый взгляд казалось им нетрудным. Ведь было такое, когда Виктор Медведев один разоружил двух оккупантов. Подобный случай был с Сергеем Зацепиным и Дмитрием Кузнецовым. Идя на задание, ночью они зашли в деревню разведать обстановку. А в дереве вечером остановился на отдых большой вражеский отряд с обозом. Разведчики огородами пробрались к дому, постучали в дверь, им открыли без лишних разговоров, а в избе, оказывается, спали комендант и переводчик. Не раздумывая, партизаны взяли автомат, лежавший на скамье у кровати, и вытащили пистолет коменданта из-под подушки. Враги проснулись, но... поздно. Случались и другие обстоятельства, когда партизаны могли сравнительно легко взять гитлеровского офицера, но тогда в этом не было особой необходимости.
Теперь Суетнов приказал разведчикам и всем, кто уходил в засады, считать главной задачей — добыть «языка» в звании офицера. Местные связные сообщили ему, что из Торбеева и обратно часто ездит офицер связи без охраны. 11 ноября группа охотников под командой Скрипки вышла на большак пленить офицера. Они взяли с собой моток провода, срезанного когда-то с линии связи. К месту засады вышли заранее. Конец проволоки обмотали вокруг дерева, росшего на той стороне дороги, и хорошо закрепили его, считая, что мчащийся на большой скорости мотоциклист не заметит тонкую нитку провода, опущенного на землю. Так и получилось. Когда штабной лихач почти поравнялся с засадой, трое партизан с силой дернули свободный конец проволоки. Офицер вылетел из седла и ударился о мерзлые камни большака. Подбежавшие к нему партизаны сразу поняли, что перестарались,— штабист был мертв. Сняли автомат, взяли документы, пакет с донесением, запасные обоймы, быстро убрали проволоку и подожгли пролетевший вперед мотоцикл. Неделю назад они радовались бы такой добыче, в тот же день партизаны возвращались к себе с другим чувством, считая, что провалили операцию. Пришлось охоту за «языком» начинать сначала.
Каждую ночь группа партизан опять дежурила в лесу, ожидая грузы. 13 ноября самолеты сбросили мешки с продуктами, обмундированием и газетами. Обмундирование тут же распределили, прежде всего между теми, кто совсем не имел теплой одежды. Столько дней вести с Родины доходили к ним лишь обрывками, с большим опозданием, и вот — свежие газеты с докладом И. В. Сталина на торжественном заседании, посвященном 25-й годовщине Октября и его приказом. Читали их бережно и внимательно, стараясь понять, что происходило в те дни на фронте, как жила и трудилась во имя победы огромная родная страна.
В приказе народного комиссара обороны № 345 партизаны прочли: «Враг уже испытал однажды силу ударов Красной Армии под Ростовом, под Москвой, под Тихвином. Недалек тот день, когда враг узнает силу новых ударов Красной Армии. Будет и на нашей улице праздник!» Они верили, что, действительно, недалек тот день, когда советские войска нанесут решающий удар по захватчикам. Их веру в скорые перемены укрепляли и собственные наблюдения. Суетнов, Кошечкин, Антонов, Скрипка и все, кто воевал летом 1941 года, знали, как многого недоставало в вооружении наших бойцов в первые месяцы войны. Скрипка вспоминал, что в их 8-й Краснопресненской дивизии народного ополчения получили только два автомата на батальон, больше того — на каждого бойца не хватало винтовок, командир минометной роты докладывал перед боем, что у него всего 17 мин. По отдельным приметам, по тому, как были вооружены дзержинцы, какие посылки мог отправить их небольшому отряду Шилов, партизаны поняли, что обеспечение Красной Армии не просто улучшилось, а стало совсем иным — есть чем воевать. Все это поднимало настроение, вызывало желание крепче бить врага, чтобы приблизить победу.
Часть газет с приказом и докладом И. В. Сталина Кошечкин раздал партизанам, уходившим на задания, чтобы донести слово партии до жителей деревень.
13 ноября партизаны встретили еще одну группу разведчиков 5-й армии — младшего лейтенанта И. Т. Дводненко, А. В. Глазкова и В. Ф. Мартынова. Суетнов об этом написал в отчете коротко: встретили разведгруппу, помогли выполнить задачу и со своими проводниками отправили через линию фронта. Если учесть, что в разведсводках 5-й армии появились сведения о размещении близ деревни Каменная Гора (в трех километрах от Вязьмы) тыловых подразделений 95-й пехотной дивизии противника и тут же сообщалось, что 21 ноября разведчиками взят в плен ефрейтор этой дивизии, а в районе Дятькова — документы убитого гитлеровского солдата, то можно предположить, какую именно задачу выполняла группа Дводненко, ведь Дятьково — это хутор в восточной части Торбеевского леса.
Началось предзимье. Погода менялась неожиданно: то шел снег, и белые рыхлые хлопья его покрывали землю; то снег таял, и по дорогам и канавам текли ручьи, унося последнее тепло земли; то налетали холодные, леденящие ветры, и окрепшие утренники примораживали к земле белые заплаты снега, покрывали льдом болота и лужи.
В одну из таких холодных ночей Суетнов и Михайлов отправились на поиск базы секретаря Новодугинского райкома партии П. К. Кузьмина.
Трофим Михайлович Михайлов до войны работал инструктором Андреевского райкома партии, а до того — несколько лет руководил Пустошкинским сельским Советом. По состоянию здоровья его не призвали в армию, и после оккупации Андреевского района он был направлен на партийную работу в Ярославскую область. Весной 1942 года Смоленский обком ВКП(б) отозвал Михайлова, чтобы вернуть в Андреевский райком, который в то время находился на территории, освобожденной советскими войсками. Пока Михайлов добирался до района, тот был вторично оккупирован врагом, и Трофим Михайлович не застал работников райкома в деревне Кириллово. Оказавшись в тылу противника, после неудачных поисков подпольщиков он пришел в деревню Курцево и тут узнал, что в его родном краю действуют партизаны. В первых числах ноября Михайлов установил связь с Суетновым и стал выполнять его задания по работе среди населения — он знал многих жителей окрестных деревень.
Иван нашел в этом скромном, даже застенчивом, человеке честного, стойкого в борьбе с трудностями и бескорыстного старшего товарища-коммуниста. Поразмыслив над картой, оба пришли к единому мнению, что базу Кузьмина нужно искать в больших лесах западнее совхоза «Дугино». И они вдвоем направились в леса между Хотьковом и Шанихой, что на левом берегу Вазузы.
Прошло трое суток, как они ушли со стоянки. Митя Огородников раздул огонь, чтобы подогреть ужин для опоздавших и, жмуря покрасневшие от дыма глаза, подошел к Кошечкину.
—Не заблудился ли наш командир?
—Суетнов разве с того света дороги не найдет,— спокойно ответил Саша, про себя он уже не раз подумал, что напрасно Иван не взял с собою двух-трех автоматчиков.
Дверь в землянку приоткрылась, и в проеме показалось улыбающееся лицо командира.
—Легки на помине,— заметил Митя.
—По-моему, сегодня летная погода,— шутил, здороваясь, Суетнов.
—Скрипка тоже так думает, поэтому ушел на поляну встречать самолет.
—Дежурят? Отлично! Ребята вернулись?
—Нет...
Лицо командира сразу стало серьезным и усталым. Когда Суетнов и Михайлов уходили в разведку, в лагере ожидали' двух молодых партизан, не пришедших накануне с задания. Они не вернулись и в тот вечер, и позже. Суетнов волновался.
—Боюсь... провалится запасная база, если ребята попались.
—Нет, не может быть! А вы нашли Кузьмина?
—Хитер Кузьмин — ни следов, пи разговора о нем. А где-то здесь...
Суетнов и Михайлов прошли западнее деревни Макарики, а ведь именно в ней они могли узнать, где находится секретарь райкома.
Кузьмин пришел в тыл врага в августе 1942 года ? небольшой группой товарищей, и первой явкой его был дом Денисовых в деревне Приказники. Петр Кузьмич надеялся быстро найти нужных ему помощников — коммунистов и беспартийных, но дело оказалось сложнее, чем он предполагал. Многих, на кого рассчитывал, не оказалось на месте: одни эвакуировались или сменили место жительства, другие погибли. Еще в первые дни оккупации были расстреляны директор Новодугинской школы В. С. Коваленко и председатель Мозжеровского сельсовета П. И. Марков, убит директор Шаниховской школы Д. П. Петров, весной 1942 года в деревнях Алхимово и Гремячье за помощь советским военнослужащим были арестованы и погибли в фашистских застенках еще несколько патриотов. А отряд надо было создавать.
Кузьмину не удалось сразу собрать даже тех, кого нашел. Д. Я. Бердышев и С. И. Грачев пошли по его заданию на связь с капитаном Артеменко, и тот оставил их у себя в отряде «За Родину». Н. Г. Григорьев был выдан старостой оккупантам и расстрелян. Таким образом, из 11 человек на явку пришли только двое. Петр Кузьмич дал им поручения, предупредил, чтобы они без нужды не меняли квартиры, так как искать их будет сам, и ушел из Приказников, укрылся в лесу за Макариками.
Позднее Кузьмин наладил связи с жителями ряда деревень Липецкого сельсовета, организовал подпольную группу, которая от имени райкома обратилась к жителям района с призывом собирать оружие и уходить в леса, забирая с собой скот, имущество и хлеб. В феврале, когда оккупанты стали насильно угонять в Германию всех мужчин и молодежь, на базе, созданной Кузьминым, собралось много жителей соседних деревень, из которых к концу месяца был создан вооруженный отряд.
Но это было потом. А тогда, в ноябре 1942 года, лагерь отряда «Реванш» в Торбеевском лесу оставался самой ближней к фронту базой партизанского движения в области.
Ночью 23 ноября летчик сбросил тюки с одеждой и боеприпасами — у партизан появились первые полушубки и пополнился запас патронов и гранат. А на следующий день в лесу снова рвались мины и гремели выстрелы— каратели прочесывали лес. На этот раз они обнаружили и разгромили запасную базу. Еще один удар — резервы на черный день уничтожены. Землянку тщательно маскировали, как могли ее заметить враги? Возникли разные догадки, по одной из них — проговорился кто-то из ребят, что не вернулись с задания (судьба их так и осталась неизвестной). Но теперь, спустя много лет, вспоминая о тех трудных днях, партизаны решительно отвергают мысль о предательстве — скорее всего, карателям помог случай или кто-то из местных агентов полиции, хорошо знавших лес.
25 ноября Суетнов получил радиограмму: «Наша армия перешла в наступление и гонит фашистские войска на запад. Приступайте к активному проведению диверсионных работ. Остановите движение на железной дороге Вязьма — Сычевка. Пускайте под откос эшелоны, рвите полотно, мосты железной дороги, рвите связь и разрушайте коммуникации врага. Шилов».
Радость, огромная и общая для всех советских людей, заслонила их частные беды, и Суетнов ответил майору Шилову: «Несмотря на тяжелые условия, отряд продолжает борьбу...» Это были не просто слова, отряд действительно не прекращал деятельности — подрывники готовились к операции на железной дороге, разведчики вечером ушли на поиск.
